— Извините меня, зря я оставил здесь свой ящик для инструментов, — сказал он. — Обычно на эту часть острова забредает не так уж много народу.
Эмили решила, что, на ее вкус, извинение чуточку запоздало, а нахальное замечание этого типа о падающих к его ногам женщинах вообще невозможно простить.
— И поэтому вы решили, что вольны баррикадировать дорожку?! — возмутилась она, глубоко разочарованная тем, что он не настолько джентльмен, как того требует его внешность. Наверняка ужасно избалован женщинами.
— Я и не думал блокировать вам дорожку. — Мужчина поставил одну ногу на ближайший камень. — На самом деле я собирался завязать шнурок. — (Ее взгляд прошелся по длинной загорелой ноге — шнурок действительно оказался развязанным.) — Убить меня за это мало.
— А может, и в самый раз, — процедила она сквозь зубы, отлично сознавая, за что он ее упрекает: за то, что накинулась на него, не разобравшись. Но, даже понимая его правоту, Эмили не могла заставить себя признать ее. Избегая ироничного взгляда мужчины, она отвернулась в сторону. И там увидела нечто.
Угнездившись высоко над освещаемой лучами зари бухточкой, среди роскошных миртов и пальм на лужайке с яркими дикорастущими цветами стоял недостроенный деревянный коттедж. Часть его выступала над каменистым обрывом, обращенным к морю. Открытый с трех сторон, дом был расположен идеально, чтобы его могли свободно обдувать целительные морские ветра.
Он был прекрасен своей простотой, и Эмили мгновенно в него влюбилась. Как было бы хорошо, если б можно было пожить в этом дивном месте! Ее сердце скорее обрело бы покой в таком мирном, уединенном пристанище. Она крепче сжала губы, чтобы не заплакать.
— Принимаю ваши извинения, — пробормотал незнакомец и наклонился, завязывая шнурок.
Ее взгляд вернулся к плотнику, который, судя по всему, строит этот коттедж для своего загадочного хозяина. Оставалось лишь стоять и кусать нижнюю губу, наблюдая, как он завязывает шнурок. Она не извинилась за грубость, не могла себя заставить.
Она могла только смотреть, размышляя, какой чудесный механизм представляет собой человеческое тело, где каждый гладкий и гибкий элемент работает в согласии с другими. Просто удивительно, как много мышечных движений требуется для такого простого дела, как завязывание шнурка. Она поймала себя на том, что с упоением следит за каждым движением мышц его рук и плеч.
— Я давно подозревал, что бег трусцой некоторым людям заменяет секс, — сказал он, выпрямляясь.
Вырванная из своего транса, она нахмурилась, не зная, послышалось ей или нет. Неужели этому типу хватило наглости намекнуть, что он поддерживает такую невероятную физическую форму с помощью занятий сексом?
— Что… что вы сказали?
Он усмехнулся:
— Я сказал, что бег трусцой заменяет…
— Можете не продолжать! — перебила она, решив не давать ему возможности повторить это еще раз. Вероятно, рискованные замечания помогают ему быстро наладить контакт с женщинами. Но это наглое высказывание лишь разбередило ее и без того потрепанные стрессами нервы. — К вашему сведению, то же самое я слышала о забивании гвоздей!
Она неприятно поразилась самой себе и поняла, что теперь действительно должна извиниться.
Напряженную тишину нарушил раскат смеха. Этот звук вызвал у нее покалывание вдоль позвоночника, и кожа покрылась испариной. Она хотела развернуться и убежать — после того как извинится, — но смех обволакивал и держал ее, подобно каскаду воды из горячего целебного источника.
Морщинки побежали от уголков его глаз, и вертикальные складки прорезали щеки. Это снова напомнило ей рекламу крема для бритья. Захотелось спросить, не приглашали ли его когда-нибудь на телевидение, но потом она решила, что это еще больше раздует его и так уже непомерное самомнение.
— Вы удивительно остроумны, — сказал он, все еще смеясь.
Эмили ощетинилась, и слова извинения замерли у нее на губах.
— Ну а вы — самодовольны, что меня совсем не удивляет.
Его улыбка стала еще шире.
— Вы хотите сказать, что у меня есть для этого все основания?
Он стоял как ни в чем не бывало, смеясь над ней, обращая оскорбление в комплимент. Эмили хотелось залепить ему пощечину и уйти, но мешала одна мысль, от которой она никак не могла избавиться.
Этот парень слишком много мнит о себе, но нельзя отрицать, что от него идут мощные флюиды сексуальности, он явно имеет успех у женщин. Хотя ей до ужаса не хотелось давать подобному павлину повод еще больше распустить хвост, необходимо было использовать знания, которыми он обладал и которые практически афишировал.
Каким бы плохим ни оказалось начало, ей все-таки удалось завязать с ним разговор. И он назвал ее остроумной. Может, он не совсем безразличен к ней? Неосознанным движением Эмили одернула шорты: она не привыкла так сильно обнажать ноги, особенно перед подобными мужчинами. Она с трудом сглотнула, спрашивая себя, хватит ли ей духу сделать то, на что ее давно подбивает лучшая подруга — Мэг.
Сердце колотилось так сильно, что она испугалась, как бы не случился в конце концов инфаркт, но не от бега, а просто от трусости. Черт возьми! На дворе сейчас девяностые годы. Женщины в наши дни сплошь и рядом проявляют инициативу. Они требуют то, чего хотят.
