Как я пришел в Сознание Кришны... - [21]

Люди стали исчезать. Я пытался тогда каких-то своих друзей приводить, чтобы Ашутоша им проповедовал, но они разбегались. Я не могу понять одного: почему сам я все это время оставался на свободе.

В какой-то момент ко мне в институт пришли люди из КГБ. Собственно, я этого ожидал. Обычно, когда преданные встречались, они в основном рассказывали, к кому из КГБ приходили, кто приходил, какой обыск был, что еще случилось. Мы прятались, выезжали куда-то, чаще в Подмосковье, но, несмотря на опасность, я продолжал общаться, что-то меня во всем этом привлекало.

Лабораторией, где я работал, заведовал азербайджанец. Он был очень мужественным человеком, состоял на хорошем счету у партии, ездил в Америку. Однажды, в начале 1983-го года, я пришел на работу и увидел, что он бледен от страха.... Шеф посмотрел на меня и тихо сказал: «К тебе пришли».

Я дрожа вошел в его кабинет и увидел там полковника Белопотапова, так он представился. Это человек из КГБ, который занимался делом по кришнаитам, и я уже слышал его имя. Он представился, посмотрел на меня и сказал: «Ну что, кришнаит, значит, да?».

Я мало что помню от этой встречи, но помню это липкое чувство страха, очень сильное. Он стал объяснять мне, что они знают о том, что я занимаюсь диссертацией и что она пойдет коту под хвост, не смогу я ее защитить, и, в конце концов, можно же сесть в лагерь или еще куда. Но если я соглашусь их информировать, то они разрешат мне диссертацию защитить. Завершили на ноте патриотического долга — комсомолец же!

Я сказал, что должен подумать, что не могу сразу так согласиться. В принципе, изначально среда московских студентов была слегка фрондистская. Я прекрасно понимал, что стоит хотя бы немножко в эту систему войти, то из нее уже не выйдешь. Но страх был, потому что очевидно было они не шутят.

Полковник назначил мне встречу в гостинице «Россия». В то время я также общался с Шанта Махараджем, тогда еще Гришей. Его Ананта Шанти привлек в Сознание Кришны, когда они лежали в одной психиатрической клинике. Я общался с ним, с женой Ананта Шанти и еще с одной хрупкой молодой девушкой, Малини, ей было лет 17-18. Она тогда заканчивала специализированную школу в Москве. При всей своей внешней хрупкости она была очень сильным человеком. И когда ко мне пришли из КГБ, я задумался: к кому поехать, с кем посоветоваться, у кого найти утешение. Я знал нескольких людей, но самое большее доверие испытывал к Малини: она была обычной девушкой и в то же время сильным человеком. Я очень благодарен ей за все, что она для меня сделала в тот период. При встрече я рассказал об угрозах этого полковника. Она послушала и сказала: «А ерунда все это». И настолько естественно это сделала, без капли рисовки, что я тоже подумал: «А чего тут страшного? Что они могут сделать? Ну, посадят... Ну и что? Ничего страшного».

Когда я поехал на встречу с полковником, сердце мое хотя и колотилось, но я чувствовал какую-то поддержку от Кришны. И эта поддержка, как ни странно, в данной ситуации пришла от маленькой девочки Малини, которой я останусь всегда благодарен именно за это. Пожалуй, самое удивительное в том, что Кришна может пользоваться самыми разными людьми, чтобы дать нам силу и поддержку, но нам нужно быть вечно благодарными этим людям. Это то, что требуется от нас.

Я пришел в гостиницу «Россия», где в номере меня уже поджидал полковник Белопотапов со своим помощником. У меня было ощущение, что он не сомневался в моем положительном ответе на его просьбу. Он видел, что в моем случае слишком многое положено на весы. Большая часть преданных в то время были людьми, которым нечего было терять, без особого положения в обществе, без особенных привязанностей. Но я в то время был включен в социум: у меня была карьера, собственное представление о своем будущем. Я так полагаю, что полковник был практически уверен, что я отвечу согласием на его предложение. Торжествующе взглянув на меня, он спросил:

— Ну, как, ты согласен?

— Нет, не согласен, это противоречит моим принципам, — поглубже вдохнув, выпалил я заготовленную заранее фразу.

Когда он это услышал, то закричал:

— Какие у тебя принципы, кроме четырех регулирующих?!

Я понял, что он хорошо осведомлен о нашей философии и практике. Потом он долго на меня кричал, топал ногами, но все прошло без особых последствий.

Какое-то время было ощущение, что они забыли обо мне, хотя понятно было, что они следят. И я хочу подчеркнуть особо одну вещь. В моей духовной биографии этот случай сыграл положительную роль, потому что заставил меня серьезнее относиться к сознанию Кришны. Я думаю, что в большинстве биографий других преданных можно проследить ту же самую вещь: внешнее давление помогало, а не мешало. Помогало становиться серьезнее, искреннее, помогало ощущать то, что этот выбор я делаю сам. Сейчас, когда все позволено, когда занятие преданным служением не представляет никакой опасности, у некоторых преданных складывается ощущение, что их кто-то заставляет этим заниматься. Но в то время именно это внешнее давление и сопротивление принятию этой практики помогало ощущать, что это нужно мне, а не кому-то еще.