Как взрастить яблоню-"аристократку". Рожденные водной стихией: жемчуг...("Сделай сам" №2∙2001) - [93]

А другой книговед и искусствовед А. Сидоров даже посвятил экслибрису поэтические строки:

Нет, не больной мечтою маниака

Прорезывая строчек полумрак,

Тринадцатым созвездьем Зодиака

Над нами ты воздвигнут, Книжный знак!

Всегда единый, неустанно новый,

Не ты ли воскрешать всегда готов

Геральдики забытые основы

Для новых мыслей и нежданных снов?

Гравюры черно-белою чертою,

Дитя библиофила и мечты,

Забавою изысканно простою

На разноцветный форзац ляжешь ты;

Но только если человеку книга

Любовница, подруга иль жена;

И если нет блистательнее мига,

Когда она ему обречена;

Волнуется невнятной благодатью

Библиофила трепетная кровь —

Тогда экслибрис высшею печатью

Запечатлеет книжную любовь!

В «Сделай сам» № 3/90 г. рассказывалось о техниках гравюры, применимых для изготовления экслибриса. Он станет вашей визитной карточкой в мире книголюбов.

«Отечествоведение» Николая Федорова

С замечания о том, как часто фантастические идеи становятся реальностью, был начат рассказ об общедоступности «машины времени», но оказывается, бывает и наоборот: вполне реалистичные идеи приводят к выводам поистине фантастическим.

Таково философское учение основоположника русского космизма Николая Федоровича Федорова (1828–1903), учение, получившее научное развитие в трудах К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, A.Л. Чижевского.

С восхищением отзывались о Н. Ф. Федорове его великие современники. Ф. М. Достоевский утверждал, что идеи Федорова он «прочел как бы за свои». Л. Н. Толстой «чувствовал себя в силах защитить их». «Замечательным своеобразным мыслителем» называл Федорова А. М. Горький. «Учителем и утешителем» был Федоров для философа В. С. Соловьева. «Отец русской космонавтики» К. Э. Циолковский вспоминал: «В Чертковской библиотеке я однажды познакомился с одним из служащих. Он давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого, изумительный философ и скромник. Федоров раздавал все свое крохотное жалование беднякам. Теперь я понимаю, что и меня он хотел сделать своим пенсионером».

Да, он жил аскетом, но сам не считал себя таковым. Питался в основном чаем и хлебом, спал 3–4 часа в сутки на голом сундуке, ходил в одной и той же старой одежде, но не грязной и рваной, а лишь подчеркивающей его благообразный облик старца. Возраст его определить было трудно. Толстой считал Федорова гораздо старше себя, хотя они были ровесниками.

В биографии мыслителя было много драматических событий. Возможно, именно преодоление их научило Федорова философски мудро смотреть на мир, довольствоваться малым во имя достижения великой цели.

По-аристократически спесивая родня отказалась от общения не только с ним, но и с его отцом — князем П. И. Гагариным, ибо дерзнул он связать свою судьбу с женщиной, не равной ему по происхождению.

Воспоминаниями детства Н. Ф. Федоров не делился никогда. Исследователи обнаружили среди его архива листок, на котором были написаны и перечеркнуты следующие строки: «От детских лет сохранились у меня три воспоминания, видел я черный, пречерный хлеб, которым (говорили при мне) питались крестьяне в какой-то, вероятно, голодный год. Слышал я с детства объяснение войны (на мой вопрос о ней), которое привело меня в страшное недоумение: на войне люди стреляют друг в друга, наконец, узнал я о том, что есть и не родные, чужие, и о том, что сами родные — не родные, а чужие». Эти полные горечи слова были озаглавлены: «Необходимое дополнение», но все же философ передумал его давать…

Окончив Тамбовскую гимназию, проучившись в Ришельевском лицее в Одессе, многое восполняя самообразованием, Федоров получил энциклопедические познания в самых разных областях науки и искусства, знал не только европейские, но и восточные языки, особо увлекаясь китайским. Четырнадцать лет преподавал он историю и географию в уездных училищах городов Центральной России. Но отнюдь не учебник считал Федоров основной формой обучения. Знания приходили к ученикам после увлеченного изучения истории родного края, его памятников, его географии, животного и растительного мира.

МЕЖДУ ПРОЧИМ…

ИЗ ИСТОРИИ АРХИВА

Наиболее ранние сведения о существовании архивов на Руси относятся к XIV–XV векам. Правда, документы хранились тогда вместе с книгами, деньгами, и возникали такие хранилища чаше всего при церквах и монастырях. В XV] веке все центральные и местные правительственные учреждения имели свои хранилища документов, хотя зачастую очень плохо устроенные: бумаги лежали на скамьях, на столах, на полу, а то и в корзинах (в старинных описях архивов можно встретить слова «в трех ларях и пяти лукошках»).

Название «архив» явилось в русском законодательстве впервые при Петре I. Было постановлено, чтобы в канцеляриях и конторах оконченные дела хранились не более трех лет, а затем сдавались в архив под расписку архивариуса.

А в пушкинские времена обогатилась русская речь еще и выражением «архивные юноши». Так приятель А.С.Пушкина, библиофил С.А.Соболевский шутливо назвал группу молодых философствующих дворян, служивших в 20-х гг. XIX века в Московском архиве Государственной коллегии иностранных дел. Среди них были: поэт Д.В.Веневитинов, С.П.Шевырев, В.Ф.Одоевский, братья И.В. и П.В.Киреевские, А.И.Кошелев, сам Соболевский. А.И.Кошелев в своих «Записках» писал: «Архив прослыл сборищем «блестящей» московской молодежи, и звание «архивного юноши» сделалось весьма почетным, так что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А.С.Пушкина». Кошелев имеет в виду 49 строфу седьмой главы «Евгения Онегина»: