Как выживали в «лихие девяностые» - [13]

Я призадумался.

— Вот я смотрю, вы не можете сразу ответить, — заметил мое замешательство директор, — значит, как я понимаю,  нет такого словаря для новичков. А вы не хотели бы сами создать такой?

— Ну, я не знаю, одно дело — перевод, а другое...

— Я не шучу. Подъезжайте, поговорим.

Поскольку с финансами, как всегда, была жуткая напряженка, я пулей помчался туда. Оказалось, что директору издательства  дали крупный банковский кредит. И у него сразу появилась масса планов, а главное, уйма возможностей. 

Для начала он спросил, сколько времени займет составление словаря англо-русского и русско-английского страничек так на двести.

— Всего? — уточнил я.

— Нет, каждая часть по двести  страниц, то есть всего четыреста.

— Знаете что, — я задумался, — я попробую страничек десять составить, а потом оценю время.

— А гонорар?

— Тогда и гонорар определится.

— Хорошо, — согласился он, — вот тут для начала возьмите небольшую долю авансом. Потом мы ее вычтем.

Он подошел к сейфу, вынул оттуда пачку и положил  на стол. Это были доллары. Он отсчитал ровно десять сотенных бумажек.

— Вот тысяча на первое время, — сказал он, протягивая мне купюры.

— Мне бы лучше рублями, — скромно потупился я, вспомнив, что до банка еще далеко ехать, а на завтрак сегодня снова, кроме мочёнок, ничего не было.

— Рублями так рублями, — согласился директор.

Я подписался и поставил дату.

Буквально через пару дней после того, как я вернулся с авансом из издательства,  меня разбудил телефонный звонок. Это была  Джулия, одна из тех американских аспиранток, что жила у нас год назад. Ее пригласили в Питер на научную стажировку на полгода. Жилье ей обещали  обеспечить, но с ней вместе хотел  приехать на пару неделек еще ее отец. Уж очень много он слышал про Петербург, и ему не терпелось самому все это увидеть. Так вот она спросила, сможет ли он у нас остановиться. Русского языка он, естественно, не знал, а одному ему передвигаться по городу было бы  неуютно.  Мы сразу согласились.

Они приехали через неделю. Мы походили  вместе по музеям. Были в Пушкине и Павловске. Выезжали в Петергоф. Элдон, отец Джулии,  во всех музеях тихо подходил ко всем старушкам смотрительницам и совал им в ладошку пять долларов. И еще одна его особенность, где-то он, вероятно, в фильмах о русской жизни, видел это:  в конце застолья рюмку, из которой он пил водку, сказав: “Бальшо пасиба!”, клал почему-то в карман. Всем в Питере восторгался. Говорил: “Как вам повезло, что вы родились в России!” Вернувшись домой, он чуть ли не каждый месяц присылал нам большие посылки. Там были джинсы, платья, толстые книги по истории Америки и обязательно пара плееров и пять-шесть штук бейсбольных кепок. А Джулия с большой охотой подключилась к работе над англо-русским словарем. Она внесла в него массу характерных часто встречающихся разговорных выражений. Поправляла много статей. То есть была полноценным соавтором. Кроме того, она с удовольствием занималась английским с нашим сыном...

И вот в  1994 году словарь вышел из печати. Тираж двадцать тысяч экземпляров разошелся почти  мгновенно. Но при этом многие отмечали его главный недостаток — отсутствие транскрипции.

На транскрипцию у меня ушел еще  почти год. Это безумно сложная работа — набор и проверка этих “жучков”. Но зато новый тираж запустили еще больше предыдущего и почти тут же повторили.

Издательство было в восторге!  Оно оказалось в числе первых коммерческих издательств, которое  начало  выпускать словари. До этого их коллеги  увлекались в основном выпуском анекдотов и эротики.

 

“ГУЧЧИ”, “ВЕРСАЧЕ”, “ДЖИВАНШИ”...

Был у меня большой друг.  Острослов и не дурак выпить. Когда во время очередного застолья кто-нибудь заводил длинный тост, а тот во время этого все грел ладонью запотевшую стопку и внутри у него все уже горело, он не выдерживал и орал нарочито противным бабьим голосом:

— Выходи на концовку!!

Так вот и мне со своими записками пора выходить на концовку. Хотя можно много еще чего написать: и про моего немецкого соавтора с несколько игривым для русского слуха именем — Йобст, и про организацию нами  на Ленинградском мясокомбинате компьютерных курсов для руководства, и про шабахи, где я, чтобы расплатиться с долгами за кооперативную квартиру, три года работал в бригаде строителей финской бани с бассейном, а потом  цеха по производству минеральной воды. Сначала работал только на бетономешалке, но потом дорос до каменщика. Был период, когда я подвизался в роли “свадебного генерала”. Фирме, состоявшей преимущественно из лихих мордоворотов, нужно было произвести впечатление на городские власти. И меня брали с собой для переговоров. Вроде такого Кисы Воробьянинова. В основном я надувал щеки и крякал. Иногда вставлял что-нибудь по-латыни. 

Именно при подготовке к презентациям  я впервые и услышал такие слова, как “Гуччи”, “Версаче”, “Дживанши”. Мне давали напрокат дорогие шмотки, нацепляли элегантные очки без оправы, в которых я, правда, ни черта не видел. Однако после совещаний все это отбиралось. А за час участия в совещаниях платили по 50 долларов.

Галстуки же я всегда выбирал и  повязывал  сам. И не только себе. Просто  я умел завязать галстук “с попочкой”, и не посередине, а чуть сбоку. А летом я мог выбрать себе вместо галстука шелковый шейный платок. Имел такую слабость...