Как выжить в зоне. Советы бывалого арестанта - [36]

Санитары возразили, что им положено быть там, где больные. Но член комиссии настоял, чтобы процедура голосования проходила в рамках закона. Под шумок я улизнул в дальнюю палату. Вскоре следом начали заходить придурки с бюллетенями. Кто-то нормальный брал ручку и, чиркнув, опускал бумажку в ящик. Остальных процедура ставила в тупик — они тупо топтались рядом. Я начал советовать: «Откуси половину бюллетеня». Тем, кто был соплив, велел высморкаться, проделать дырку в середине и так далее. Большинство избирательных листков имели жалкий вид. Если бы про мою проделку узнали, мне было бы плохо. Зато я представил, как в счётной комиссии вскроют урну и поймут, что за контингент изъявил свою волю. Не надо устраивать фарс с больными людьми!

Пребывание в сумасшедшем доме оставило у меня весьма тяжёлый осадок в душе. Нигде я не чувствовал такую бесправность. Даже в тюрьме можно жаловаться, протестовать. Да и сотрудники пенитенциарной системы, хоть и не ангелы, но не такие садисты, как упомянутые выше медики. А ведь многие люди проводят в дурдоме всю жизнь, будучи здоровыми, просто врачу не понравились. В общем, если уж выбирать между психбольницей и тюрьмой, думаю, лучше уж сделать выбор в пользу последней.

А представьте, что творится в тюремной спецдурке, где зэки-больные и «закосившие» отбывают срок по приговору суда. Там вообще беспредел медиков. Не симулируйте при аресте сумасшествие, иначе с вами может случится то же, что с одним питерским бандюганом, когда он молодым попался на краже и начал «косить», его поместили в спецдурку, где он провёл 13 лет. Самое печальное, что максимум, что ему грозило за кражу, — два года зоны. Сейчас он вполне преуспевающий бизнесмен. Что доказывает: врачи держали его в психбольнице из собственной прихоти.

Зона провинциальная. Самодельщики. Помоечники. Мода на побеги

В каждом исправительном учреждении есть свои маразмы. Особенно сильны они в провинции. Наши кинодеятели и литераторы вечно показывали деревню в иллюзорном свете. Мол, сколько от сохи вышло великих людей!.. Но куда они вышли? В Москву, Питер и другие крупные города. А кто остался в колхозе… Не хочу их ругать — читатель, думаю, сам знает, кто там в основном остался.

Колония, в которую я попал, находилась в посёлке, работали в ней местные жители. Шли на службу, как на подбор, жуткие пьяницы. Самое забавное, что и сам спецконтингент на 90 процентов состоял из обитателей окрестных населённых пунктов. Естественно, менты не сильно беспредельничали. Это сейчас ты власть, а после с бывшим зэком живёшь в соседних домах, пьёшь вместе, а где пьянка — там и разборки… В зоне сотрудники и арестанты тоже беспробудно пили. Зэки ставили брагу, гнали самогон. Менты за ширпотреб проносили с воли пойло.

Начальник учреждения и его зам слегка борзели, но на то они и командиры, им положено. Наглость проявлялась в том, что, когда им надо было с утречка опохмелиться, а денег не было, они бегали по баракам и искали спиртное на халяву. Сначала пробовали договориться по-хорошему. Забегали в отряд и орали: «Мужики, кто даст выпить, завтра пойдёт на УДО!» Поначалу новички в обещания верили. Но поскольку сразу после опохмелки клятвы забывались, спиртное давать перестали. Так как «буксы горели», «хозяин» зверел и, приставив к голове зэка (замеченного ранее в наличии самогона) самодельный пистолет (их на «промке» делали), орал дурным голосом: «Да-а-ай бра-а-аги!!» Достав выпить, начальнички бежали вприпрыжку в комнату передач, где у «хозяина» работала жена. Они имела препоганый вид: толстая, с бегающими глазками (вечно подбитыми и припудренными). Эта бабища постоянно таскала продукты из передач заключённых. Когда выдавала «дачки», только и слышалось: «О, колбаска!.. Дорогуша, я себе отрежу кусочек?..» Кто же откажет жене такого человека?

Начальник с замом запирались у неё, выпивали, закусывая наворованными деликатесами. Если супруга вякала: «Хватит пить!», муж тут же «подмолаживал» её под глаз. После чего, довольный, шёл править службу.

Из-за постоянных пьянок случались, конечно, чрезвычайные происшествия. Такую мелочь, что замначальника замёрз пьяным в сугробе рядом с домом, обсуждали недолго. А вот когда два нетрезвых самодельщика, которые точили на промзоне револьверы и стреляющие мелкашкой ручки, обстреляли автоматчика на вышке — это было круто. Судили-рядили долго. Но администрация скандал замяла. Ведь с «промки» кормятся все, в том числе — и с пистолетов.

Другие менты также подворовывали с зоны и пили по-чёрному. Доложит оперу стукач, что в таком-то цеху, в такой-то «кандейке» гонят самогон. Нагрянет «кум» в конце процесса (якобы со случайным шмоном), отберёт пойло. После уходит с бутылью, довольный, но замечание всё равно сделает: «Что-то не убрано у тебя, ты приберись обязательно!»

Начальник отряда тоже уникум. Выйдет на поверку и пристанет к зэку. Можно его обзывать как хочешь, но чтобы последнее слово осталось за ним, а так — говори что угодно. Вот если вместо ответного мата он заладит: «Говори, говори, сам такой», — жди беды, непременно сделает гадость.

В санчасти трудился доктор. «Коновал» для него комплимент будет. Все болезни он лечил так: посмотрит внимательно — будь то перелом или простуда — и изречёт: «Ну что ж, давай помажу». В смысле: сделаю йодную сетку. В тяжёлых случаях отправлял в больницу. Это уж когда совсем помирали. Все лекарства из санчасти были пропиты.