Как воздействовать на влиятельных людей. Ум против силы - [27]

На своих воинов Цезарь действовал не только силой власти, но и личной храбростью, щедростью. Он участвовал в изнурительных пеших переходах и фортификационных работах, он помнил огромное число своих воинов по именам; обращался к ним «соратники» и т. п. В кульминационные моменты сражений Цезарь появлялся в самых опасных местах и своей отвагой воодушевлял солдат. Не раз кидался он на врагов, увлекая за собой остальных. В одном из сражений он схватил бегущего назад знаменосца и с криком: «Вот где враги!» увлек его в атаку.

Однажды в Испании войско Цезаря в страхе не решалось пойти в атаку на войска Помпея. Цезарь выступил вперед, в самый центр между обоими войсками; двести копий попало в его щит, пока его не спасли подбежавшие воины, гонимые стыдом и страхом за жизнь своего полководца.

Мишенью воздействия в скрытом влиянии Цезаря на воинов была их потребность в уважении, которую он удовлетворял своими действиями. Вовлечение – характер его действий. Благоприятный фон создавали поощрения, которыми он осыпал отличившихся. Кроме того, Цезарь придавал значение и визуальной стороне общения: тщательно следил за своей внешностью, волосы не только стриг и брил, но и выщипывал. Рано появившуюся и безобразившую его лысину прикрывал лавровым венком, носить который имел право только победитель. Цезарь соответствовал этой роли и обликом, и победами.

Чингисхан

Хотя сам Чингисхан не умел ни читать, ни писать, он свято уважал продиктованный им самим закон, даже преклонялся перед ним. Ни одна из самых ужасных казней, которым подвергались осужденные, не была произволом или результатом дурного расположения духа хана, ибо он и его вельможи всегда действовали по закону Чингисхана – Джасаку.

В законе весьма благоразумно, с расчетом на дальнейшие захваты земель, предписывалась веротерпимость, почитание храмов любой веры и уважение духовенства любого народа, а также подчинение старшим и милосердие к нищим.

Вместе с тем Джасак устанавливал жесточайшую систему наказаний – точнее, преимущественно одного наказания: не оказал соратнику помощь в бою – смерть; самовольно оставил военный пост – смерть; проявил малейшую небрежность в несении службы – смерть; не захотел выдать беглых пленников их владельцу – смерть; за кражу чужого скота – смерть; за лжесвидетельство – смерть; за измену – смерть; за прелюбодеяние – смерть; за волшебство – смерть; за подслушивание – смерть.

Так в Великой степи создавались образцовая дисциплина и порядок. Важна еще одна из статей Джасака: никто из подданных империи Чингисхана не имеет права сделать монгола слугой или рабом. Монгол – высшая, господствующая раса, каста, сословие.

Тимур (Тамерлан)

О способностях Тимура влиять на людей свидетельствуют неоспоримые факты.

Он сумел создать преданную и жаждущую завоеваний армию. Он был щедр к соратникам и умел, когда это было нужно, продемонстрировать великодушие.

Его нечеловеческая жестокость парализующе действовала на врагов, а своих заставляла беспрекословно подчиняться. В результате дисциплина и исполнительность в его армии были выше, чем у большинства его противников. И его воины сражались лучше, чем их враги.

К счастью, большинство выдающихся личностей использовали более гуманные способы влияния на окружающих.

Бенджамин Франклин

Бенджамин Франклин (1706–1790) – американский ученый, дипломат, тонкий и прозорливый политик, философ. О способе влияния на окружающих он написал в своей «Автобиографии»:

Я взял себе за закон вообще воздерживаться от прямых возражений на высказанное кем-либо другим мнение и от каких-либо категорических утверждений со своей стороны. Я запретил себе употребление таких слов, содержащих категорические нотки, как «конечно», «несомненно», и т. п. и заменил их в своем лексиконе выражениями: «представляю себе», «предполагаю», «полагаю, что это должно быть так или эдак», или «в настоящее время мне это представляется таким образом». Когда кто-нибудь утверждал нечто, безусловно ошибочное с моей точки зрения, я отказывал себе в удовольствии решительно возразить ему и немедленно показать всю абсурдность его предположений и начинал говорить о том, что в некоторых случаях или при определенных обстоятельствах его мнение могло бы оказаться правильным, но в данном случае оно представляется или кажется мне несколько несоответствующим и т. д. и т. п.

Вскоре я убедился в пользе этой перемены в манерах; разговоры, в которых я принимал участие, стали протекать значительно спокойнее. Скромная форма, в которой я стал предлагать свои мнения, способствовала тому, что их стали принимать без возражений. Ошибившись, я не оказывался теперь в столь прискорбном положении, как раньше, а будучи правым, гораздо легче брал верх над ошибочным мнением других тем, что признавал и за собой их ошибки.

Подобная тактика, которую поначалу я усваивал не без некоторого насилия над своей естественной склонностью, со временем стала столь необременительна и столь привычна для меня, что, наверное, за все последующее пятидесятилетие никто не слышал, чтобы из моих уст вышло какое-либо заявление в непререкаемой догматической форме.