Как управлять сверхдержавой - [2]

Черепашья мягкость

При этом, он был не идеальным, а всего лишь оптимальным. Не выглядел монументальным вождем, который сметет всех вокруг, не считаясь с жертвами. При этом добродушный нрав не мешал ему мягко и неотступно перемалывать политических конкурентов – без кровопролития и арестов. Они просто в расцвете сил исчезали из Политбюро, из «ближнего круга» власти, и становились послами в дальних странах и руководителями среднего звена. Так случилось с Николаем Егорычевым, Дмитрием Полянским, Александром Шелепиным, Петром Шелестом, Владимиром Семичастным…

Вот ведь что интересно: когда Брежнев серьёзно заболел, некоторые его соратники сразу стали гораздо влиятельнее. Каждый из них, казалось бы, превосходил Леонида Ильича по интеллектуальной мерке, да и в политике разбирался никак не хуже. И энергии у каждого было хоть отбавляй – в отличие от полусонного Брежнева образца 1975+. Но… Почему-то брежневским начинаниям сопутствовала удача, а без него дела пошли ощутимо хуже, рискованнее, тусклее. Видимо, он знал таинственную «науку побеждать». Иногда ее постигают опытные охотники и хорошие политруки. Брежнев был и тем, и другим. И Афганистан, и Польша, и обострение товарного дефицита – всё это пришлось уже на годы болезни «дорогого Леонида Ильича». Да, он ответствен за всё, что происходило в партии и в стране с осени 1964 года до осени 1982-го. Но история показала, что этот «простачок» не только хитрее умников, но и эффективнее для политической системы. Действовал он в последние годы в лучшем случае вполсилы. Но, между прочим, неизменно стоял на трибуне Мавзолея 1 мая и 7 ноября и никогда не пропускал торжественных приёмов 9 мая. Как бы не буксовало здоровье.

Политический артист, нутром прочувствовавший диалектику и не изменявший ей в своих нехитрых приёмах. Как он удерживал власть, как выбирал подходящих людей, многие из которых в своих городах и отраслях до сих пор считаются образцовыми? Например, Леонид Ильич регулярно обзванивал своих секретарей обкомов – держал руку на пульсе, демонстрировал, что центр работает и не забывает своих «тиунов». И это лишь одна из многих его полезных управленческих замашек.

Давно прослеживается такая закономерность: как только возникает впечатление, что Брежнев устарел, что произошла переоценка ценностей – и он теперь лишь «мелкий политический деятель эпохи…» – мы получаем такого тумака, что хоть лети со Старой площади до переименованного Днепродзержинска. И это никакая не алхимия. Просто так бывает с профессионалами, с людьми на своём месте. Их опасно недооценивать. А он был первоклассным политиком – ни больше, но и никак ни меньше. Критикуя Брежнева, перечёркивая его эпоху, его феномен, мы сами себя обкрадываем. Причём это касается всех – независимо от воззрений. Хитрый ребус!

Уверен, что и горбачёвская перестройка не обернулась бы крахом – и для страны, и лично для Михаила Сергеевича – если бы он не принялся критиковать человека, который открыл ему парадные двери в большую политику. Это было несолидно, мелко. В точности по анекдоту – «вали всё на предшественника, выступай с инициативой». Взяли на вооружение понятие «застой», в котором высокомерия ещё больше, чем нелепых натяжек. Куда плодотворнее вышла бы идея преемственности: если бы Брежневу, Косыгину, Устинову возводили памятники, а не превращали их в осмеянные «реликты эпохи застоя». Но побеждать умеют не все. Горбачев не умел.

Грозных и ретивых в нашей истории хватало. А Брежнев доказал, что можно быть одновременно и мягкотелым, и сильным. Что можно плакать навзрыд на похоронах боевых друзей – и быть цепким политиком, даже интриганом. Что можно не проводить чисток, тихонько провожать опальных оппонентов на пенсию или в посольский кабинет – и укреплять армию до такой степени, что мы, читая о событиях 1941 года, о ленинградской блокаде, просто удивлялись – как же наша могучая страна попала в столь отчаянное положение? У Брежнева оставался единственный соперник – Штаты. И он – до болезни – умел (не без виртуозности!) сохранять с Вашингтоном отношения равных по силе партнёров. Есть китайская пословица: «Почему черепаха такая жёсткая? Потому что она такая мягкая».

Партийный руководитель

Говорим Брежнев, подразумеваем – партия. Это и называлось коллективизмом. В КПСС состоял каждый десятый из трудоспособных граждан. Представителям третьей древнейшей профессии – антисоветчикам – этого не понять. В эпоху контрпросвещения понятие «партийная номенклатура» стало ругательным. А это всего лишь разумная модернизация петровской «табели о рангах» – иерархия, в которой привилегии зависели от выслуги. И шестая статья Конституции (о руководящей и направляющей роли КПСС) создавала противовес прямолинейному авторитаризму, который, как правило, держится на штыках или на деньгах. И – противовес самовластью. Генсек, «верный ленинец», был выдвиженцем из гущи народной и, в соответствии с канонами советского производственного романа, не поставил себя выше коллектива. Не отгородился от тех, кто «живёт по заводскому гудку». Без таких вождей – с чернозёмом в душе – проповеди о «народовластии» остались бы ложью. О партии он говорил и в своём политическом завещании – «Слово о коммунистах». Писали это эссе, конечно, другие товарищи (снова – ставка на профессионалов!), но писали с брежневского напева. Поколение фронтовиков строило государство для большинства. Для остальных оставалась оскомина от старческого официоза и самодовольные воспоминания о серости и «удушающей атмосфере». А Брежнев искренне произносил: «Дорогие товарищи!», как будто действительно по-братски любил всю страну. Правда, если на его пути попадался политический конкурент – смыкалась аппаратная блокада. Но клочки по закоулочкам не летели. Самый существенный недостаток Брежнева – в том, что он не стал долгожителем, и не подготовил смену караула на трибуне Мавзолея. В преддверии этой книги хотелось бы вспомнить Леонида Ильича от «а» до «я». Всего, конечно, в одной статье не охватить, но эскиз брежневской азбуки вырисовывается.