Как убить золотого соловья - [20]

– Ну, – Геда пожала плечами, – тут я бы не спешила с выводами. Насколько мне известно, Зузана тогда ничего не подписала, и вообще там возникли какие-то сложности.

– А теперь? – спросил я. – Существует этот контракт или нет?

– Не знаю, – растерялась Геда, – но могу выяснить. Ты думаешь, это важно?

– Разумеется, – воодушевился я, – ведь он мог послужить мотивом!

– Итак, снова Бонди.

– Или Добеш.

– Ну нет, – улыбнулась Геда, – я ведь знаю и Добеша, и Гертнера… так же, как тебя, Честмир.

Ее трезвый дружеский взгляд вернул меня к действительности. Неужели мы когда-то могли любить друг друга?

14

Томаш в туалете подставил лицо под воду, а потом стал шумно отфыркиваться в полотенце.

– Дурак, – сказал я.

Он растерянно обернулся, изображая удивление, хотя должен был видеть в зеркале, что это я.

– Чего тебе?

– Хочу поздравить, – улыбнулся я, – ярко выступил. Шеф с женой в восторге. Жди повышения.

– Оставь.

– Собственно, меня послал Славик. На тот случай, если тебе станет плохо.

Томаш начал усердно вытираться полотенцем – не слишком свежим, зато с монограммой треста «Рестораны и столовые Праги». Мокрые волосы свисали ему на лоб.

– А я ведь о тебе беспокоился, – забормотал куда-то в мыльницу Томаш, – и если и вел себя как-то не так, то только из-за тебя. Неужели ты этого не понял?

– Что?! А мне-то и невдомек! Так, значит, ты из-за меня так дергался?

– Я дергался? – непонимающе спросил Томаш.

– Дергался, – злорадно настаивал я, – когда маневрировал под столом.

– Ах, ты о Богунке.

– Да, – подтвердил я, – я о том, как ты дергался, отражая любовные наскоки шефовой жены.

– Богунка, конечно, шлюха, – целомудренно сказал Томаш и опять энергично схватился за полотенце.

– Ну, это ваше дело, – небрежно заметил я, – и я бы не упомянул, если бы ты не заявил, что печешься о моем благе.

– Не хочешь – не верь, – отозвался Томаш, – но это так. – Он изрек это точно таким же тоном, каким только что обозвал жену своего шефа особой легкого поведения.

– Ты думаешь, – добродушно продолжал я, – что я ничего не знаю?

– Может, и знаешь, – ответил Том, – но кое-что… кое-что тебе, наверное, неизвестно…

– Как бы не так, если ты, конечно, о Богунке. Томаш поправил галстук и застегнул воротничок.

– Не можешь же ты знать, что…

– Да знаю, знаю, дружок, – усмехнулся я, – и тронут твоим сочувствием.

– Да ну? – искренне удивился Томаш.

– Ну да, – сказал я, – Бубеничек говорил мне, что Богунка путалась с Колдой.

– Но это… – изумленный Гертнер не находил слов, – это же гнусно, в конце концов!

– О мертвых плохо не говорят.

– Я не о Зузане.

– Понимаю, – успокоил я, – ты лучше давай собирайся.

– А все-таки, разве тебе не ясно, как это гнусно?

Мне в тот момент и впрямь не было ясно, как поступить – разыграть из себя растроганного друга или негодующего Зорро-мстителя. Лютеранская натура Томаша, проявляющаяся в его рассуждениях, здорово меня раздражала. Ревновать к Богоушу Колде? Мы все, конечно, ужасно устали, и нервы у нас издерганы, но мы же взрослые люди.

– Отстань.

– Не понимаю! – Томаш вытаращил глаза.

– Может, вернемся?

– Да, – очнулся Томаш, – наверное, они уже ушли. Я хочу с тобой поговорить.

– О чем?

– Ты обещал, что расскажешь мне… о Зузане.

– А-а, – я вспомнил обещание, которое необдуманно дал, чтобы только отвязаться от Богунки Славиковой. – Потом.

– Поехали ко мне, а? – предложил Томаш.

– К тебе так к тебе… – согласился я.

Мы вернулись в бар. Уже издалека я заметил, как Славик уговаривает жену уйти.

– Ну и засиделись же мы, – сказал Томаш.

– А завтра снова на службу, – весело произнес главный редактор, краем глаза следя за Богункой.

– Ладно, – зевнула Богунка. – Пошли, что ли.

Томаш заговорщицки мне подмигнул. Видишь, мол, как я все устроил. Как и договорились.

Я кивнул:

– Да, на сегодня, пожалуй, хватит.

– М-да, уж вам-то досталось, – мрачно заметил Славик.

Компания Пилата тоже засобиралась. Но я не видел Милоня и той веснушчатой девицы. Неужели ушли вместе? Нет, это как-то не вязалось с ее обликом. У Милоня более чем известная репутация.

– Кого это вы высматриваете? – спросила меня Богунка и поднялась со стула. – Пошли?

– Пошли, – кивнул муж.

– А я, пожалуй, выпью еще кофе, – заявил Гертнер.

Перед нами появилась услужливая пани Махачкова:

– Кофе? Один?

– Мне тоже, – сказал я.

– Значит, два, – улыбнулась пани Махачкова.

Богунка двинулась к выходу, даже не попрощавшись, а Славик перед тем, как за ней последовать, молча пожал руку Тому и кивнул мне.

– Смотри-ка, – Томаш показал на другой конец стойки, – Милонь забыл сумку.

Мы уже остались наедине, и пани Махачкова поставила перед нами кофе.

– Да ведь он здесь, – подмигнула барменша, умерила поток децибелов, несущийся из магнитофона, и приложила к губам палец: – Тсс, слышите?

Из пустого зала, где недавно проводил дискотеку Анди Арношт, доносились звуки рояля и пение. Пел Пилат.

– Чего это он? – спросил Том.

– Он там с девушкой, – томно произнесла Махачкова, прилежная читательница бульварной литературы, – с той малышкой. – Многоопытная дама явно заметила юный возраст новой невесты Милоня.

– Завалимся туда, а? – ухмыльнулся Том.

К нему, похоже, возвращалось настроение.

– Зачем?