Как убить дракона? Пособие для начинающих революционеров - [14]

Что же останется подполью? Безусловно, это подготовка публичных акций протеста — не для того, чтобы «захватить власть», а скорее для демонстрации флага, символов, которые должны поддерживать движение в тонусе. Разумеется, это и поддержание в состоянии готовности коммуникации и организационных связей, которые позволят в случае изменения политической ситуации как можно быстрее выйти из подполья и развернуться в нормальную политическую организацию. Наконец, это помощь арестованным и их семьям. При этом надо отдавать себе отчет в том, что финансирование нелегальной работы в современных условиях из каких-либо внешних источников будет практически невозможным, чреватым мгновенным раскрытием и санкциями, поэтому всем местным активистам и сохранившимся организациям придется переходить в основном на самофинансирование, что уже само по себе снизит число таких структур.

Тем не менее, если наметившиеся тенденции в развитии российской государственности сохранятся, оппозиция рано или поздно столкнется с тем, что центр тяжести политической работы придется перенести за границу. К этому надо отнестись спокойно и психологически начать готовиться. По крайней мере, координационный центр оппозиции, как показывает опыт последних лет, в том числе беларуский, может располагаться только вне страны. Любая попытка создать его внутри будет строго пресекаться режимом. Только за границей можно будет развернуть в полном объеме работу независимых оппозиционных медиа, хотя распространение их контента в России будет отдельным квестом (но чтобы распространять что-то хорошее, надо все равно сначала это хорошее создать). Там же придется сосредоточить образовательные проекты для подготовки кадров будущей России. Там же можно будет организовать сбор финансовых средств и воздействие на общественное мнение Запада.

Конечно, эмиграция — это всегда компромисс. Но проблема в том, что компромисс, на который вскоре придется идти тем, кто попытается выжить, не уезжая, будет еще более существенным. Думаю, нам, скорее всего, придется изменить привычное отношение к политической эмиграции как к вынужденному бегству и перестать делить оппозиционеров на «местных» и «неместных». Эмиграция становится просто вторым фронтом (а если ситуация совсем ухудшится, то и первым) в борьбе с режимом. Нужно будет наладить четкое взаимодействие между теми, кто борется изнутри, и теми, кто борется снаружи. Только во взаимодействии этих двух фронтов оппозиция сможет сохраниться и действовать.

Те, кто будет работать в эмиграции, столкнутся с дополнительными сложностями. Нет сомнений в том, что режим будет представлять всех политических эмигрантов шпионами и диверсантами, живущими на деньги иностранных спецслужб. Но это полбеды: загвоздка в том, что в действительности отношения политэмигрантов с правительствами и спецслужбами тех стран, где они попытаются создать свои центры, будут совсем не радужными. Исторический опыт показывает, что европейские правительства бывают не очень рады тому, что на их территории действуют борцы с российским режимом, ведь для них это лишняя нагрузка и осложнения в отношениях с Кремлем.

По всей видимости, в будущем произойдет определенное разделение труда. С какого-то момента свободная дискуссия о модели новой России окажется возможной только на свободной от диктатуры территории. А вот дистрибуция свободных идей извне будет затруднена — этим придется заниматься тем, кто нашел в себе мужество бороться изнутри. Надо быть готовыми к тому, что довольно значительное время протесту придется находиться в инкубаторе, прежде чем он вырвется на политический простор. Поэтому надо заранее позаботиться о том, чтобы работа этого инкубатора была хорошо отлажена. Чем больше удастся сделать сейчас, тем меньше придется делать потом.

Глава 4. Точка невозврата: улица или командные высоты

С какого момента революция становится необратимой? Многие полагают, что для этого ей надо «овладеть улицей». Так ли это?

Улица была и остается главной мантрой русской либерально настроенной интеллигенции. Свою миссию она видит, как правило, в том, чтобы вывести массы на улицу. Но получается у нее это обычно не очень хорошо. Чаще всего массы реагируют не столько на призывы интеллигенции, сколько на тайные намеки власти, как это было при Горбачеве, когда раскол в ЦК обеспечил успех самого массового митинга в истории России. Иногда массы выходят на улицу сами по себе, как в начале прошлого столетия, когда интеллигенция бежала вслед за массами, едва поспевая. Но гораздо более серьезная проблема состоит в том, что интеллигентные лидеры революции не очень понимают, что с этими вышедшими на улицу массами делать, а неинтеллигентные — понимают, но предпочитают вслух не говорить. Так что со времен Ленина в России откровенно и по делу на эту тему никто не высказывался. Впрочем, обвинять тут никого нельзя. Сначала на то были веские причины, а потом повода говорить об этом просто не было.

Для чего же политические лидеры зовут народ на улицу? Есть две принципиально разных ситуации, рассмотренных нами выше, — мирный и немирный протест. Ситуацию с мирным протестом можно в этом контексте не рассматривать. Если остается надежда на то, что диктатура отступит под психологическим прессингом (потому что «одряхлела», или потому что имеется раскол элит, или потому что режим боится интервенции), людей выводят на улицу исключительно для демонстрации силы, а не для ее непосредственного применения. В этом случае под прикрытием толп на улице лидеры оппозиции ведут переговоры с представителями режима и обсуждают условия его капитуляции. А вот случай, когда никакой капитуляции не предвидится, когда режим готов отстреливаться, требует отдельного рассмотрения.