— А где теперь мама? Чего с ней будет?
Лежал, лежал и уснул невзначай, проспал до самого утра. Утром высунул голову из соломы, гляжу, а кругом туман висит, не видать ничего. Стал глядеть хорошенько, а это не туман — дым густой, и село будто не наше стало — изб мало. Недалеко от меня около колосянки мужики сидят, бабы и ребятишки и тут же зыбки подвешены. Бабы плачут, мужики глядят молча. Подошел старик Пронюшкин с нашей улицы, увидал меня, говорит:
— Ты где, парень, бегаешь? Ведь изба-то у вас сгорела.
— Как сгорела? — спрашиваю я.
— Вот так и сгорела — половину села смахнуло в одну ночь. Казаки сожгли снарядами.
— А мама где?
— Мама твоя на пожарище там. Беги скорее туда…
— Мама твоя на пожарище там. Беги скорее туда…
Пришел я на то место, где стояла наша изба, а там один головешки валяются да труба печная торчит. На дороге убитая лошадь брюхом раздулась, и три человека вниз лицом лежат.
Мимо прошел дядя Никифор с завязанной головой, и раненого красноармейца провезли на подводе. Мама моя тихонько плакала, сидя на чурбашке у сгоревших ворот. У меня тоже слезы показались на глазах, ну я все-таки не стал плакать. Встал на теплую золу, начал ноги греть, потому что вместе с избой и сапоги мои сгорели.
Колька жил на третьем этаже, а с третьего этажа видно, как народ по улицам ходит, извозчики едут и трамвай бежит. Зимой маленько хуже, весной маленько лучше. Когда начали открывать окошки, Колька каждый раз садился на корточки и целыми часами смотрел на большие дома и на маленьких людей, идущих вдоль больших домов. Над большими домами висит небо, на небе устроено солнышко и глаза от этого всегда щурятся, если смотреть на него. Засовывая палец в рот, Колька думает:
— Куда дальше — до неба или до земли?
Хорошо бы аэроплан устроить, вроде корзиночки, сесть в корзиночку и полететь в самое небо, прямо к солнышку.
— Хорошо бы аэроплан устроить…
Отломить если кусочек от него, тогда сразу можно узнать: жжется оно или холодное. Старший брат рассказывал, что солнышко горячее, может всю землю и все дома сжечь, но Колька не поверил этому.
Глядит он раз из окошка в третьем этаже, а над городом и летит этот самый аэроплан, как большая муха. Хвост видно и два колеса внизу. Сзади из хвоста дымок лезет будто из трубы. Завидно стало Кольке, и на улицу не хочется выходить. Взял он ножик большой, начал гвоздей искать. Попался ему ящик, в котором мать картошку держала. Вытряхнул Колька картошку из ящика на пол, сел с ножом около порожка и губы надул от большого раздумья: это он решил аэроплан сделать, чтобы к солнышку полететь. Надо только два колеса внизу приделать, крылья с хвостом и дымок пустить из хвоста.
Достал лучину большую, стал оси тесать для колес. Прибил оси гвоздями к ящику, пошел колеса искать. Искал-искал, не нашел. Бросил аэроплан недоделанный, рассердился, лег на кровать, подумал маленько — и уснул.
А в это время на кровать к нему спустился настоящий большой аэроплан с ребятишками.
Сидят в нем: брат Колькин, который в школу ходит, Санька сапожников, Петька портновский и две девчонки. Сел аэроплан на кровать около Колькиной головы, Санька сапожников говорит:
— Лезь к нам скорее, сейчас полетим.
Сел Колька в аэроплан, он и взвился. Вот как взвился, инда голова закружилась. Подлетели к самому солнышку, начали ребята ковырять от него по маленькому кусочку себе на игрушки. Колька тоже руку протянул.
Только хотел отломить, а солнышко как щипнет за руку его, он и проснулся.
Вернулась мать из города. Увидя картошку на полу, догадалась она, что Колька опять аэроплан собирался делать, на этот раз не бранила его, а только посадила на колени к себе и говорит:
— Ох, ты, аэропланщик мой милый! Выдумщик, техник. Прежде выучись по земле ходить, потом уж и на воздух поднимешься…