Как три мушкетера - [15]

– Тогда я и не понимаю, о чем вообще толковать, – ухмыльнулся Лаврик. – Местная, родители уехали... Это ж твоя слабость – синеглазые блондинки, всему Балтфлоту известно.

– И даже береговой службе, – добавил Морской Змей.

– Да ладно вам, циники, – сказал Мазур.

– Циник – это хорошо информированный оптимист, – сказал Лаврик. – Ты ей хоть успел вкрутить о своих плаваниях в экзотических морях? По роже вижу, что успел.

– Да так, немного, – сказал Мазур.

– Гигантских осьминогов перочинным ножиком резал?

– Ну, до такой пошлости я еще не докатился, – сказал Мазур. – А вот морского змея видел. Не нашего, а настоящего.

– Впечатлило?

– Да вроде...

– Вот и ладушки, – сказал Лаврик. – Если ты ее не пойдешь провожать, будешь форменным дураком. До меня тут дошел слушок, что пляски сейчас завершатся белым танцем, и если она опять к тебе пойдет, веди себя так, чтобы я тебя уважать не перестал и Колька тоже...

Всезнающий Лаврик и здесь оказался прав: с эстрады раздалось:

– Последний танец! Дамы приглашают кавалеров! Белый танец!

– Ага... – ухмыльнулся Лаврик.

Алина и в самом деле двигалась к Мазуру целеустремленно, словно торпедный катер при выходе на цель – вместе с обеими подругами, остановилась перед Мазуром, чуть присела в подобии старинного книксена:

– Разрешите вас пригласить?

Мазур охотно шагнул вперед, положил руки ей на талию, она смешливо заглянула в глаза снизу вверх – и события, очень похоже, двигались заранее проложенным курсом...

– Аай-ла! ...Прощай! Мы расстаемся навсегда под белым небом января.

Прощай! И ничего не обещай,

И ничего не говори,

а чтоб понять мою печаль,

в ночное небо посмотри...

– О чем-то задумались, мореплаватель? – лукаво глянула на него Алина.

– О том, какие здесь девушки красивые, – сказал Мазур.

И завязался обычный в таких случаях разговор – обо всем и ни о чем, порой с балансированием на грани, намеками, на которые девушки отроду не обижались – и привыкли отвечать так, что и непонятно, понимают они намеки или нет, подают надежду или пропускают все мимо ушей. Тут уж Мазура не нужно было учить. Алину, судя по всему, тоже. Сугубо в испытательных целях Мазур притянул ее к себе самую чуточку теснее, чем позволяли приличия – самую чуточку, господа – и она не отстранилась.

...С тобой забыть не в силах мы в холодных звездах небосвод...

И когда в конце концов музыка оборвалась, на танцплощадке зажужжал возмущенный ропот – как обычно, ни к чему не приведший. Некий неуловимый момент – и все очарование праздника, пусть самого рядового, пропадает.

– Я тебя провожу? – спросил Мазур, неохотно выпуская ее из объятий. – Если, конечно, дома никто ревнивый не ждет...

– Да нет, кому там ждать... – грустно улыбнулась Алина. – Только я далеко живу, через полгорода придется идти...

– На другой конец света ходили, – сказал Мазур, взяв ее под руку. – Что нам полгорода...

Они медленно пошли по широкой аллее, держа нужный ритм в толпе столь же неторопливо расходившихся компаний и парочек. Гораздо быстрее шли невезучие одиночки. Парк был как парк – на скамейках расположились компании с гитарами, порой не особенно и искусно прятавшие бутылки. В местах поглуше, издали слышно было, продолжались разборки, и в ту сторону озабоченно рысила троица дружинников.

– А потом вы куда? – спросила Алина. – Когда отпуск кончится?

– Кто ж его знает, – сказал Мазур. – Куда пошлют. Может – к папуасам, а может – к пингвинам. Никогда заранее неизвестно.

– Интересная у тебя работа, – сказала она не без сожаления. – А тут сидишь, книжки выдаешь и будешь выдавать до пенсии...

– Один минус, – сказал Мазур, – личной жизни здорово мешает. Сама подумай: когда болтаешься черт знает где несколько месяцев, какая тут личная жизнь?

Алина подняла к нему лицо. В глазах у нее прыгали чертики:

– А я читала, что в разных экзотических портах есть эти... ну, которые портовые...

– Лапочка, – сказал Мазур проникновенно. – Ты ж комсомолка? Ну вот, понимать должна. За этих портовых с нас семь шкур спустят и на берегу на мертвый якорь посадят...

– И никогда не тянуло?

– Ну, как тебе сказать...

– А они страшные, или красивые есть?

Мазур подумал, что самое время взять ее за руку – тем более что они уже вышли из парка и шли по темноватой улице, застроенной частными ломиками. Руку она не отняла. Пальчики были теплые и сильные, с одним-единственным перстеньком на мизинце.

– Всякие попадаются, – сказал он, подумав и вспомнив некоторые порты, куда приходилось заходить. – Бывают и красивые... Алина, идеологические невыдержанные разговоры ведешь для труженицы культурного фронта и комсомолки...

– Интересно же, – сказала Алина. – Сидишь перед кучей полок с книгами про разные экзотические страны и понимаешь, что сама туда никогда не попадешь... А пираты там бывают? Я читала, что бывают...

– Попадаются, – сказал Мазур. – Только без всякой старинной романтики.

– Ты их видел?

– Не доводилось, к счастью, – лихо соврал он.

Через несколько шагов они оказались в полосе темноты – уличные фонари не горели, а меж ломиками был просвет. По всем канонам окружающая обстановка требовала определенных действий, и Мазур, повернув ее к себе, поцеловал. Она ответила, ничуть не жеманясь, поцелуй затянулся надолго, и после этого по тем канонам можно было идти уже в обнимку. Как любой мужик на его месте, Мазур испытал азартное ощущение – а чем все кончится? Пока, во всяком случае, все продолжалось долгими поцелуями, а в темных местечках – легоньким распусканием рук, не встречавших особого сопротивления. Словом, шла старая, как мир, игра, когда оба уже знают, чем этот теплый вечер кончится, но неписаные правила соблюдать должны.