Как строился и заселялся Петербург? - [10]

Но самым типичным, ныне, к сожалению, исчезнувшим народным праздником, справлявшимся в нашей столице, был семик. Он праздновался весною, когда распускались деревья, и являлся отголоском далекого языческого времени. На семике пелись старинные, полные непосредственной наивной поэзии народные песни и совершались оригинальные обряды и игры. В Петербурге семик особенно усердно справлялся при Елисавете Петровне, которая чрезвычайно любила смотреть на него и даже лично участвовала в песнях и играх, даря девушкам и молодым парням щедрые подарки. Посещала семик и Екатерина II.

Семик справлялся у монастырской церкви св. Иоанна Предтечи на Ямской. Эта часть города была заселена преимущественно мещанством, купечеством и, вообще, простым русским народом, а поэтому и народный праздник простых русских людей постоянно имел здесь место.

Праздник проходил в особых песнях, в сплетении венков и в старинных играх и хороводах, во время которых разыгрывались настоящие сценические представления по смыслу песен: действующими лицами здесь являлись "Добрый молодец и красная девица", "Княгиня и княжий сын" и пр. Сам по себе праздник был издревле посвящен любви, семейному счастью и плодородию.

Как и всегда на подобных праздниках, дело сильно портилось повальным пьянством серой толпы. Современный автор, рассказывая о семике, сообщает, что во время праздника "приносятся тучные жертвы Бахусу. Шумные храмы его, - говорит он:- расставляются по Лиговке". Жаждущие выпивки "выносят оттуда вино в глиняных плошках" и отправляются с ним на монастырский погост, и там "могилы любимцев фортуны служат роскошным седалищем для пирующих простолюдин". А затем "пирующие простолюдины" смешивались с толпою гуляющих и старательно добивались обычного праздничного эффекта - шумной струи пожарного насоса.

Уличная жизнь С.-Петербурга нередко разнообразилась оригинальными представлениями, которые давали почтеннейшей публике вожаки ученых медведей. Это развлечение, совершенно позабытое в наши дни, тогда пользовалось большим успехом среди петербуржцев, и "С.-Петербургские Ведомости" однажды посвятили ученым медведям даже целую статью:

"Города Курмыша, нижегородской губернии, крестьяне привели в здешний город двух больших медведей, а особливо одного, отменной величины, которых они искусством своим сделали столь ручными и послушными, что многие вещи к немалому удивлению смотрителей по их приказанию исполняют, а именно: показывают, как хмель вьется; подражают судьям, как они сидят за судейским столом; ходят, как престарелые, и как хромые ногу таскают; как сельские девы смотрятся в зеркало и прикрываются от своих женихов".

В этих представлениях ярко сказывлся народный юмор и наблюдательность, и поэтому ученые Мишки со своими "сергачами" (так назывались их вожаки - по имени г. Сергача нижегородской губ., откуда появлялось особенно много этих артистов) недаром были любимцами уличной петербургской толпы.

Таким же любимцем петербургской публики был знаменитый слон, подаренный императрице Анне Иоанновне персидским шахом Надиром. Для него был выстроен особый "слоновый двор" на Фонтанке, где теперь инженерный замок; при слоне находился особый персидский слоновый учитель, обязанный смотреть за ним, лечить его и прогуливаться с ним по городским улицам. Таким образом, "слона", действительно, "по улицам водили", как говорится в крыловской басне, и за ним, в самом деле, "толпы зевак ходили". Содержание слона обходилось недешево: ему полагалось по пуду в день одной только пшеничной муки; кроме того, он употреблял по 28 пудов сахара в течение года и даже 100 ведер водки и вина. Слон был большой знаток этих напитков, и однажды "слоновый учитель" пожаловался, что водка "к удовольствию слона не удобна, понеже явилась с пригарью и не крепка". Впрочем, неизвестно, кто, собственно говоря, остался недоволен водкой, сам ли слон или его "учитель"!

Впоследствии шах Надир послал в дар императрице еще 14 слонов. Для них пристроили к "слоновому двору" новые сараи, а для их благополучного следования даже перемостили Аничков и другие мосты. Таким образом, прибытие слонов в нашу столицу способствовало ее украшению. Позднее "слоновый двор" перевели на угол Невского и Лиговки, а впоследствии была проведена в тех местах даже целая "Слоновая улица".

В частной жизни петербургского общества уже в петровскую эпоху стало замечаться сильное стремление к роскоши и к вольготной "увеселительной" жизни. Князь Щербатов в своей записке "О повреждении нравов в России" справедливо нападает на эту суетную погоню за нарядами и удовольствиями и весьма забавно описывает, как маялись иной раз ради этих удовольствий тогдашние модницы. Он повествует о московских дамах, но его слова могли по всей справедливости быть отнесены и к Петербургу.

"В Москве была одна только уборщица для волос женских,- говорит он:- и ежели к какому празднику, когда должны были младые женщины убираться, тогда случалось, что она за трои сутки некоторых убирала, и оне принуждены были до дня выезда сидя спать, чтобы убору не испортить".

А каковы были тогда уборы - некоторое понятие об этом может дать следующее описание коронационного поезда Екатерины II в Москве: