Как стать успешной стервой, которой все завидуют - [10]

А между тем многие из знаменитостей на своем пути к успеху вынуждены были пойти на весьма неприятные компромиссы. Главным образом, в области принципов раскрутки. В попытках достижения успеха мы обычно делаем ставку на оригинальность, компетентность и пр., хотя для достижения массового успеха надо соответствовать уровню общественной банальности восприятия. Вот почему мы часто по достижении желанных высот испытываем скорее разочарование, чем радость. Когда-то казалось: нас оценят, полюбят и захотят, если продемонстрировать окружающим свою неординарность, высокий уровень знаний, глубину души и тонкость чувств. Но в результате мы всего лишь получаем ряд нелестных характеристик: «напыщенный умник», «странный тип» или «скучный болван» — что в принципе одно и то же. Предположим, кому-то везет: на горизонте возникает знающий человек (скажем, продюсер или антрепренер), который присматривается к нашим безнадежным попыткам, хмыкает и решает пособить бестолковому, но талантливому дитяте. Он усаживает будущее «открытие» в кожаное кресло и принимается канифолить романтически настроенному юному дарованию мозги: будь понятней, будь проще, направь свои способности на то, чтобы вызывать не мысли, а эмоции — и люди к тебе потянутся. И хотя глупеть и упрощаться ужас как не хочется, отказаться от подобной тактики нет сил.

За компромисс приходится платить. Депрессиями, неврозами, истощением душевных и физических сил. То есть, в итоге, всем потенциалом собственной личности. Впрочем, те, для кого признание и есть основная задача, не больно-то переживают. Их ставка выигрывает. Но остальные — те, кто мечтал сказать человечеству нечто свое, оригинальное, проигрывают в этой игре все — и в первую очередь себя, неповторимого. Поэтому, прежде чем рваться к успеху, попробуйте разобраться: вам нужна народная любовь или свобода самовыражения. И помните: идеал формируется в ранней юности, а в процессе взросления система ценностей меняется, и с возрастом мы ставим перед собой уже совершенно другие задачи.

Очень хорошо помню, как совсем молоденькая рыжая Алиска в студенческие годы грезила о своем будущем поприще. «Представляешь, я стану журналистом. Известным. Просто обреченным на успех. Я буду томная лежать на диване и говорить: «Ах, отстаньте от меня, отстаньте. Я устала, устала писать». А они, представляешь, просют, просют, на коленках ползают, полы мне полируют. Ну, еще я могла бы консультировать историческое кино. Наверное, это так интересно! Вот это была бы жизнь!» В ее буйной рыжей голове бушевали картины одна другой красочней, образ журналистки сплетался с образом кинодивы, заносился в далекие сферы и неведомые высоты. С тех пор прошло без малого десять лет. Девичьих грез своих Алиса уже не помнит, сейчас перед ней стоят куда более реальные и приземленные задачи.

Я заезжаю к Алиске в гости. «Ой, привет, раздевайся, заходи, я сейчас закончу! — и Алиса бросается от меня к дивану, на котором привольно раскинулся ноутбук. Алиске приходится много писать, и когда она устает писать за столом, перебирается на диван. «Перемена позы перед компьютером само по себе есть отдых!» — это из Алискиных трудовых деклараций. Правда, последний абзац как последнее «прости» она достучать не успевает. Начинает трезвонить телефон. «Мать, нам нужно эссе о большом светлом чувстве, коротенечко, полосы на три… Сделаешь?» — «Угу, — отвечает Алиска и раскрывает пухлый ежедневник, — Скажем, к 10 апреля, идет? Ну, и что с того, что сейчас начало февраля. У меня на два месяца вперед все забито, не продохнуть. Мне книгу через месяц сдавать надо, ну никак не могу. Нету у меня окошечка. Я и так не знаю, когда все остальное писать буду! Ну, и что, что на коленях стоишь! Подумаешь, волосы рвешь! Может, ты на стрижке экономишь. Я? Я экономлю на здоровом образе жизни! Я устала как собака, как две собаки. Я буквы видеть не могу! Это сейчас у меня единственное сильное чувство! Слушай, а пить, есть и умываться мне когда? Короче, или ты берешь десятое апреля сейчас, или его дня через три возьмет другой, помоложе и покрасивей. Что такое верность? В Сибирь за мужиком? Делать им нечего, женам декабристов. А я загружена до ноздрей! Берешь все-таки? Ладно, пишем. Заметано. Пока. Извини. Я сейчас!» — а это уже мне. Возвращается к работе. «Пойду-ка я кофе сварю», — предлагаю я взъерошенному Алискиному затылку. — «Класс. Извини. Мне всего три строчки… Черт!» Звонит телефон. Повторяется похожий разговор, с торгов уходит двенадцатое апреля.

«Ну, все, я закончила и отключила телефон!» — это взмыленная Алиска появляется на собственной кухне и с наслаждением дымит сигаретой. Прям как зек на зоне, которому перепало «дернуть». По законам сериала я бы должна встретить ее восторженной улыбкой и сказать: «Вот видишь! Все сбылось, как ты мечтала! Как же ты, наверное, счастлива!» Интересно, что тогда полетит мне в голову, джезва с кофейком или кремовый тортик, купленный к моему приходу?

И, кстати, вопрос этот — не праздный. Алиске в свое время пришлось-таки консультировать исторический документальный фильм. Так вот, сценарист, который от всего творчества Федора Шехтеля в Москве оставил только, смешно сказать, кинотеатр «Художественный», к тому же постоянно донимал Алиску нелепыми вопросами: «Не проигрывал ли Шехтель в карты состояния?», «Не являлся ли частым посетителем какого-нибудь борделя?», «Не пил ли красное по-черному или горькую до белой?», «Может, дети у него внебрачные или зарезал там кого?». За что и получил от Алиски продуктом своего труда, т. е. толстенным коряво написанным сценарием, по голове — и неоднократно. Короче, сбылись все Алискины девичьи грезы! Просто до смешного.