Как современные книги превращаются в кино - [2]

Д.Г. Рефлексия героя. Философские рассуждения. Развёрнутые диалоги на общие темы. Большие внутренние монологи. Сложные этические проблемы. Пейзажные зарисовки. Всё это сейчас считается либо «слишком умным», либо «слишком затянутым».

О.Л. Литературные средства выразительности становятся читателю неприятны. Раздражают даже развёрнутые сложносочинённые предложения. Они мешают. А ведь именно в них проявляется владение языком. Внутренняя ритмика и мелодика, искусство пунктуации — это всё средства художественной выразительности литературы! Но они раздражают!

Д.Г. Раздражают незнакомые экзотические имена. Египетские, африканские, чукотские — раздражают. То, что естественно и оправдано самим строем произведения, сюжетом, происхождением героя, местом действия, тем не менее вызывает неприятие и раздражение.

О.Л. Вызывают раздражение эпиграфы. А это одно из интереснейших художественных средств выразительности в литературе! Раздражают интермедии. Короче, раздражает едва ли не всё. Но отставим смех в сторону. Это читатель, он читает. Однако при этом он говорит, что литературные средства выразительности в книге излишни, а местами даже неприятны.

Вот тут мы и задумались: а что же ему нужно?! Проще всего сказать, что читатель глуп. Или слишком умён. Он сам не знает, чего хочет. Но такой ответ выдал бы нашу собственную глупость и косность. При анализе ты получаешь холодный результат, а не оскорбительное заявление в чей-то адрес. Конечно, читателю нужны, необходимы художественные средства выразительности. Он без них попросту не станет читать. Ему просто литературные средства не нужны.

А какие же ему нужны? А кинематографические.

Д.Г. Причём имеется в виду не авторское артхаусное кино, а кассовый голливудский блокбастер класса «А».

«От книги требуют развёрнутого киносценария»

О.Л. Все средства выразительности кинематографа читатель воспринимает в книге на ура. Возникла эта тенденция не так давно. Ей лет десять-двенадцать. Ещё раз вспомним, что отторгает читатель. Берём активную рефлексию персонажа. Персонаж сидит и размышляет о своей жизни — нет, не нравится. Почему? Длинно. Нужно действие. В кинематографе идёт аналогичное отторжение. Как в кино преподнести эту рефлексию? Только голосом за кадром. На голос за кадром ни один режиссёр не даст вам двадцать минут. Вы затоскуете и уйдёте из зала…

Д.Г. Он даже десять не даст.

О.Л. Режиссёр позволит пять реплик усталым голосом Джигарханяна в течение пятнадцати секунд. Больше нельзя. Кинематограф не позволяет больше. Вот читатель и говорит: и мне не надо! Зачем мне вся ваша рефлексия? Далее: пейзаж. В кинематографе есть время, отведённое на пейзаж. Только Тарковский мог себе позволить долгие проходы по Зоне в «Сталкере» или по среднерусским холмам в «Андрее Рублёве». Ну так он и не мейнстрим Голливуда. А в блокбастере пейзаж должен дать зрителю яркую, чёткую, быструю, конкретную, кадрированную картинку. Вот читатель и говорит: будьте любезны! Не надо мне этих ваших развёрнутых пейзажей.

Д.Г. Кровавое солнце над горами. Соответствующая музыка — сейчас поедут ковбои с индейцами, они будут друг в друга стрелять. Сразу даётся и кадр, и настроение, и цветовая гамма — оп! — уже понятно, о чём речь.

О.Л. Гоголь пишет: у казака были шаровары шириной с Чёрное море. Нет, говорит читатель. Шаровары шириной с Чёрное море — это литературное средство выразительности, это гипербола. А вы мне напишите: широченные шаровары. Понятно? Шаровары должны быть конкретны. Кинематографическое средство выразительности — чёткое указание костюмеру! Потому что костюмеру нельзя сказать: «Шаровары шириной с Чёрное море». Он ответит: «У меня на складе таких нет».

Д.Г. А вот если казак «цеплял шароварами косяки дверей, когда заходил» — это картинка, это уже указание. Плюс действие: казак зацепился, ширина шаровар ему мешает, он чуть не упал. Годится!

О.Л. В кинематографе всё должно строиться в кадре. Вся художественная информация должна быть кадрирована, иначе зритель не может воспринимать экран. Что происходит в книге? Текст начинают «кадрировать». Уже нельзя написать: «Лес пел, шуршал, стонал, падал на меня облаком запахов». Почему? Это не кадрированный текст, я нахожусь внутри процесса как читатель. Это литературное средство выразительности. А в кинематографе надо объяснить по-другому. Вот и пишут: «Опавшие листья густо устилали землю». Налицо кадрирование.

Д.Г. «Из тумана раздался зловещий шорох». Чётко и понятно.

О.Л. Опять же, диалоги. В кинематографе при диалоге требуется чёткое указание актёру, как он это произносит. Режиссёр расставляет акценты: тут плачешь, тут улыбнулся, тут скептически…

Д.Г. …тут сердишься, тут вышел из себя — сейчас драться полезешь.

О.Л. Поднимайте нынешнюю фантастику — вы найдёте такую ремарку практически при каждой реплике в прямой речи. Ушли в прошлое диалоги Желязны, где даже не написано, кто именно говорит, — всё понятно, потому что персонажи говорят по-разному.

Д.Г. И сама интонация, и настроение видны из-за реплики: этот ироничен, а тот до предела серьёзен и раздражён.

О.Л. Нынешняя фантастика:

— (тра-та-та), — улыбнулся Джон.