– Нет! – закричала я, вырвавшись из рук гримера. – Вы что тут все, с ума сошли?
Наталья посмотрела на меня задумчиво. На мои протесты она, кажется, не обратила совершенно никакого внимания.
– Ладно, – сказала она. – Все равно съемки ролика назначены только на завтра. Успею придумать что-нибудь берущее за душу.
С этими словами она развернулась и бодрой походкой покинула царство Мишеля. Тот еще раз взмахнул огромной пуховкой и удовлетворенно заявил:
– Все! Мишель сделал свое дело!
Гример резко крутанул мое кресло. Оно, скрипнув натруженными колесами, повернулось, и я оказалась лицом к лицу с зеркалом и своим отражением. Или не своим?
Нет, определенно на меня из зазеркалья смотрела я, но какая-то совершенно другая. На щеках играл милый нежный румянец, как будто я только что встала с кровати, где спокойно почивала не менее восьми часов, любуясь сновидениями, в которых пухлые маленькие ангелочки играли среди розового сада.
Глаза стали огромными. Надо же, я и не знала, что они у меня такого пронзительно зеленого цвета. Губы приобрели объем и волнующий мерцающий блеск. Все еще не веря, что это реальность, я дотронулась рукой до своей щеки. Красавица в зеркале сделала то же самое.
– Мишель, ты самый настоящий волшебник, – не скрывая восхищения, произнесла я.
– Так, подправил кое-что по-быстренькому, – скромно произнес гример, опустив глаза на свои пухлые пальчики с идеальным прозрачным маникюром. – Ну, давай, беги уже на съемки, – поторопил он меня. – А то все подумают, что Мишель утратил сноровку и будет теперь возиться по три часа с каждой милой мордашкой.
Я послала ему воздушный поцелуй и выбежала за дверь. На съемочной площадке было все так же суетливо. Распорядительница, кажется, окончательно вернула себе утраченный во время недавних дрязг голос и громогласно командовала:
– Третья камера, снимаем массовку! Девушки, группируемся в центре! Кто следующий на свидание? Эх, без сценария ничего не разберешь!
К ней быстренько подбежала девушка в кепке и белой майке и что-то быстро заговорила.
– Где двенадцатая участница? – выслушав ее, загремела распорядительница.
Я поняла, что речь идет обо мне. Наверняка одиннадцать других девушек уже успели продемонстрировать все свои достоинства во время экспресс-свиданий.
– Я здесь! – пискнула я.
Командирша быстро оглядела меня с ног до головы и, видимо, осталась довольна.
– Марш на площадку! – скомандовала она и показала рукой в уголок, где за увитой зеленью и цветами перегородкой одиноко сидел за столиком Роман.
Я прошмыгнула в его убежище и опустилась на стул напротив него. Он поднял на меня глаза, в которых явно читалось: «Ну, давай, детка, чем ты меня удивишь?».
И тут я поняла, что удивлять мне его нечем. Этот момент я совершенно не продумала. И, как назло, в голове не вертелось ни одной путной мысли. Даже спеть и станцевать я не могла. Думаю, решись я продемонстрировать свои способности, меня бы выгнали из шоу в ту же секунду, запретив приближаться к съемочной площадке ближе, чем на три километра.
– Камера, мотор! – раздался громоподобный голос, и в ту же секунду на меня развернулся объектив камеры.
От этого я вдруг почувствовала себя совершенно нелепо. Мои руки и ноги в одно мгновение стали неестественно большими, и я не знала, куда их деть. А язык, казалось, намертво приклеился к небу.
Роман тоже молчал. Хотя не думаю, что его так же пугала близость объективов. Он смерил меня насмешливым взглядом. А я только и могла наблюдать, как удивленно поднимается его бровь.
Глава 7
За время, отведенное для экспресс-свидания, я успела окончательно убедиться, что все в этом мире относительно. Вот эти три минуты, например, показались мне целой вечностью. Как будто напротив Романа, под прицелом видеокамеры, я провела несколько лет: успела повзрослеть, переосмыслить ценности и получить огромный жизненный опыт. Не успела только одного – сказать хотя бы коротенькое словечко.
– Время вышло! Остановить камеры, – наконец произнесла распорядительница.
Моя спина взмокла. То ли от нервного напряжения, то ли от жары: огромные прожекторы грели немилосердно, и мощные кондиционеры явно проигрывали битву за температурный режим.
Я посмотрела на Романа. Он выглядел так же невозмутимо, только уголки губ чуть подпрыгнули вверх. Что это? Насмешка?
– Так она же и слова не сказала, – раздался голос из-за камеры.
Оператор явно не понимал, что произошло. Он высунул из-за аппаратуры голову с аккуратно собранными в хвост длиннющими волосами, снял наушник и вопросительно посмотрел на распорядительницу.
Та, кажется, тоже была обескуражена. Она нахмурила лоб и повернулась к Роману, словно пытаясь найти у него поддержку. Но тот сидел с таким видом, как будто все происходящие вокруг вообще его не касается.
Тогда грозная женщина подошла к нам, грузно оперлась на стол и посмотрела на меня, так что ее лицо оказалось прямо напротив моего.
– Ты чего это, девочка, а? – спросила она.
Дар речи ко мне, видимо, еще не вернулся. Поэтому я просто опустила глаза. Кажется, всю поверхность нашего небольшого ажурного столика занял необъятный бюст главнокомандующей. В какой-то момент я даже испугалась, как бы изящная мебель не рухнула под таким напором. Куда бы я ни старалась отвести взгляд, он неизменно натыкался на тугую грудь, обтянутую белоснежной тканью. Там я узрела бейджик. «Валентина Громова, режиссер», – гласил он.
