Как - [18]

Почему она думает об этом сейчас, стоя в дверях, почему это давнее воспоминание вдруг вспышкой пронеслось у нее в голове, спустя столько лет, она сама не знает. Ворон садится обратно на дерево, клюет старую, сухую ветку, и та отваливается, падает, сухо стукается о другие ветки и наконец падает на землю, на траву рядом с большими старыми, узловатыми корнями; Эми, эта незнакомка, ее дочь, снова появилась из того ниоткуда, где она была все это время, легко скользнула мимо и принесла с собой в дом запах листьев и сырости.

В памяти вдруг отчетливо возникает Эми-ребенок, вот она приехала на лето домой и стоит на лужайке, тихонько перечисляя для всех на свете, будто на экзамене, латинские названия всех видов цветов, какие видит вокруг. Она стоит возле стены в огороженном саду и — уже тогда — смотрит куда-то мимо фотоаппарата, словно за ним никого и нет.

Как поживаешь, Эми? Может, спросить ее, как поживаешь? — будто твоя дочь — какая-то случайная знакомая, которую ты встретила на улице или за аперитивом у кого-нибудь в гостях. Как поживаешь, как ты поживала все это время? До чего же это похоже на нее — замкнутый, равнодушный ребенок! — явиться вот так, спустя восемь лет молчания. До чего же это похоже на нее — сначала так коварно исчезнуть, и до чего же похоже на нее — явиться теперь с таким видом, словно ничего и не произошло, и превратиться из стопки фотографий, из закрытой книги на прикроватном столике, из вопроса, который ты в конце концов прекратила себе задавать, вот в эту женщину — вполне осязаемую, чтобы оставить за собой на полу отпечатки садовой грязи. Патриша Шоун пытается отвести взгляд, но когда глядит снова, то Эми по-прежнему здесь, да к тому же с ней эта девочка, смотрит широко раскрытыми глазами. Неряхи, обе неряхи; одежда у них неопрятная, волосы и кожа неухоженные. На девочке одежда, из которой она уже выросла, руки слишком заметно торчат из слишком коротких рукавов. Ничего этого нельзя было ожидать от Эми. И все-таки — как это похоже на нее: бросить тебе вызов, оказаться такой непохожей на себя саму.

Патриша Шоун ходила на курсы, где молодая женщина по имени Мишель, чудовищно худая, с чудовищными угрями, учила ее и еще двадцать слушательниц всяким вещам. «Три "Р" Эмоционального Благополучия», говорилось в брошюре. Раздражение Раскрепощение Разрешение = Благополучие. Ниже, в скобках, (Значительный Сценарий — Представь Заново). Представьте себе что-то такое сжатое в комок, сказала она, потом представьте себе, как вы это разжимаете, представьте, как оно высвобождается. Выберите какой-нибудь Значительный Сценарий из вашей жизни и Представьте его Заново, но так, чтобы все выходило по-вашему, когда вы рассержены больше всего. Лично я, сказала Мишель, всегда представляю себе, как теряю голову и ору во всю глотку на кучку женщин, сидящих на пластиковых стульях. Шутка, конечно! — добавила она, и все нервно рассмеялись.

Патриша Шоун ходила на курсы только первую неделю, но тот прием оказался ей полезен, она усвоила его навсегда. Она представляет себе, как операторы у нее на кухне старательно снимают ее руки (некоторые телеповара пользуются руками дублеров, но она — никогда, ведь ее руки — это главный ингредиент, без которого рецепт блюда будет неполным), она режет продукты со своей фирменной точностью, очень острым ножом, а потом кладет все нарезанное в блендер. Она разрезает на четвертинки свеклу и ошпаривает кипятком помидоры в миске. Всегда снимайте с них кожу, говорит она в камеру, потом повторяет, всегда снимайте с них кожу, а они снимают ее руки, льющие в миску кипяток, от которого поднимается пар. Она ждет, когда помидоры размягчатся, говоря в объектив, всегда выдерживайте время, не спешите и не передерживайте — таково единственное правило на свете, которое позволит вам улучшить вкус. Она надрезает и очищает помидоры, режет их на крупные кубики, кладет в блендер. Она снимает крышку с тюбика и выливает его содержимое, выдавливая неприличных красных червяков; потом то же самое делает с другим тюбиком, а операторы продолжают снимать ее сзади. Вот режется на кубики и приправляется большой кусок мяса для тушения. Вот она рубит красный перец, сбрасывает его в кастрюлю и добавляет туда же полчашки шерри, заодно и себе наливает в рюмку, конечно, как аперитив, поясняет она лучезарно, поднимает рюмку и пробует, делая в кружащую камеру гримасу «ммм, как вкусно». Открывает банку с зернистой горчицей, подносит к носу, чтобы понюхать, щедро добавляет ее в готовящееся блюдо. Тонко нарезанный острый красный перец. Чайную ложечку кайенского перца. Десертную ложку сахара. Непросеянной муки, говорит она, две столовых ложки, для густоты. А теперь — секретный ингредиент, и она сдергивает салфетку с блюда с клубникой. Потом говорит те же слова уже под другим углом к камере: А теперь — секретный ингредиент. Они и так выглядят бесподобно, продолжает она, высыпая все ягоды в блендер. Соль и перец по вкусу, капельку соуса «табаско». Она представляет себе со скоростью быстрой перемотки, как закрывает блендер крышкой и нажимает на пусковую кнопку, все внутри начинает крутиться, а потом, в разгаре кручения, она сдергивает крышку, и из блендера во все стороны спирально извергается красная жижа, забрызгивая все блестящие поверхности, все стены и дверцы посудных шкафов, все висящие на крючках сковороды и кружки, все оборудование, все лампы, одежду и волосы телевизионщиков, ее саму — лицо, одежду и волосы. Машина останавливается. Время останавливается. Девушка-звукорежиссер медленным движением, словно не веря, что все это происходит наяву, снимает красные мокрые волоконца с микрофона. Оператор, вытаращив глаза, беззвучно шевелит губами. Светловолосая девушка-продюсер в кои-то веки не находит, что сказать, на ее пюпитре ничего уже нельзя прочитать, а ее элегантный французский костюм загублен, она стоит, вытянув руки в сторону, подальше от себя. Камера, по которой стекают красные струи, продолжает работать. Она глядит в объектив, облизывается. Превосходно, говорит она, и улыбается своей особой, для камеры, улыбкой, задерживает ее на лице ровно столько, сколько нужно. Потом перестает улыбаться, поворачивается и обращается к девушке-продюсеру: Салли, хочешь, снимем это еще разок?