Как слово наше отзовется… [сборник публицистических статей] [заметки]

1

Непреходящее значение Толстого — в моральной мощи его сочинений. — С этой строки начинается текст выступления Ю. В. Трифонова на Толстовском конгрессе в Венеции (1978). Приводим по рукописи заключительный абзац из текста выступления: «Однажды я ехал в поезде, в третьем классе, подражая Льву Толстому (впрочем, в студенческие времена просто не было денег), и слушал разговор двух крестьян, севших в вагон ночью. Один рассказывал другому какую-то длинную историю про своих знакомых. Что-то о войне, о плене, о бегстве из плена. Одного знакомого рассказчика звали Жилин, другого Костылин. Не сразу я понял, что крестьянин пересказывает, как нечто случившееся в жизни и известное ему из первых рук, рассказ Толстого „Кавказский пленник“. Созданное Толстым стало частью окружающего мира. Толстой — писатель для всех людей и на все времена» (архив Ю. В. Трифонова).

2

Особенно поразительна в этом смысле судьба романа «Бесы». — Известно, что в основу романа «Бесы» (1871—1872) положены материалы «дела Нечаева». Говоря о поразительной судьбе романа, Ю. В. Трифонов, вероятно, имеет в виду разгул экстремизма в его крайней, террористической форме во многих странах Запада. Буржуазные советологи представляют «нечаевщину» традиционной основой русского освободительного движения и предтечей большевизма, «забывая» о том, что левацкий терроризм с его псевдореволюционными претензиями и бесчеловечными методами является порождением современного буржуазного общества. Это, в частности, признают сами экстремисты, издавшие в начале 70-х годов в ряде западных стран нечаевский «Катехизис революционера».

В ответах на вопросы итальянской газеты «Паэзе сера» (1978, 25 марта) Ю. В. Трифонов, в частности, пишет: «Между сегодняшними террористами и террористами, действовавшими в царской России в конце прошлого века, есть существенная разница. Русские террористы, показанные в моем историческом романе „Нетерпение“, были, как правило, самыми настоящими идеалистами. Идеалистами, которые, разумеется, заблуждались. Но им были присущи гуманистическое сознание и этика. Они не хотели убивать невинных людей. Они вели войну против царя, убивали своих врагов (губернаторов, царских сановников). Однако, — вот она, существенная разница, — поняв, что в результате организованных ими покушений могут погибнуть ни в чем не повинные люди, они либо совсем отказывались от покушения, либо, если все уже было подготовлено, старались сделать так, чтобы удар пришелся мимо цели, либо придумывали какой-нибудь другой ход…

…Возьмем, например, дело Халтурина. Халтурин (сегодня мы назвали бы его „высококвалифицированным рабочим“) был столяром-краснодеревщиком в Зимнем дворце, в Петербурге. Он стал террористом и на протяжении долгого времени готовил покушение на царя. Халтурин намеревался взорвать всю императорскую семью, когда она соберется за обеденным столом, и с этой целью потребовал большое количество динамита у Желябова — одного из руководителей „Народной воли“ (организации, политический курс которой находился где-то посередине между линией крайнего крыла террористов „Народной расправы“ и линией реформаторов-пацифистов, противников какого бы ни было насилия). Но Желябов выдавал Халтурину динамит в очень ограниченном количестве. Почему? Потому что не хотел, чтобы взрыв был слишком мощным. Он знал, что под залом, служившим в Зимнем дворце столовой, находились помещения, где размещались солдаты „финляндского полка“. Желябов не хотел, чтобы в результате покушения погибли ни в чем не повинные молодые люди. Из-за этого между Халтуриным и Желябовым велись постоянные споры…» (архив Ю. В. Трифонова).

3

У нас все ненормально, оттого все это происходит.— Ю. В. Трифонов прервал здесь запись разговора Ф. М. Достоевского с А. С. Сувориным, который был опубликован в суворинском «Дневнике». Так как мысль Ф. М. Достоевского в дальнейшем изложении представляет интерес, то мы завершим дневниковую запись: «…оттого все это и происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и скверного и для общества и для правительства, а этого нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить. Он долго говорил на эту тему и говорил одушевленно. Тут же он сказал, что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое преступление. Его бы казнили. Он искал бы правду и в этих поисках, естественно, стал бы революционером…» (См.: Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. М., 1964, т. 2, с. 328—329.) Известно, что Ф. М. Достоевский думал написать еще один роман о Карамазовых, где стремление изобразить Алешу Карамазова деятельным человеком на рубеже 70—80-х годов приводило писателя к выводу, что в это время герою романа иначе как революционером быть нельзя.

4

Летописец не мог угадать того, что увидел спустя четыре века Пушкин… — Ю. В. Трифонов излагает далее выдержку из письма А. С. Пушкина П. П. Чаадаеву. Приведем более полный текст отрывка из письма: «…что касается мыслей, то вы знаете, что я не во всем согласен с вами. Нет сомнений, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства проглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они — отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование…» (См.: Пушкин А. С. Собр. соч., в 10-ти т., т. 1. М., 1981, с. 336.)

5

Недавно читал одну критическую статью… — Речь идет о статье В. Дудинцева «Две магии искусства» (Лит. газ., 1966, 13 авг.), в ответ на которую Ю. В. Трифонов и написал «О нетерпимости».

6

Сюжет рассказа про двух старушек… — Имеется в виду рассказ «Был летний полдень» (первоначальное название рассказа — «Барак»), опубликованный, наряду с другим — «Вера и Зойка», — в журнале «Новый мир» (1966, № 12).

7

В рассказе «Победитель»… — Рассказ, опубликованный в журнале «Знамя» (1968, № 7), имел и другое название — «Базиль».

8

Я с интересом читал статьи… — Речь идет о статьях В. Соколова «Расщепление обыденности» и М. Синельникова «Испытание повседневностью: некоторые итоги», опубликованных там же, где и статья Ю. В. Трифонова (Вопр. лит., 1972, № 2).

9

Слово «интеллигент» столь безбрежно расширилось… — Отвечая на вопрос «Какой Вам представляется современная молодая интеллигенция?», Ю. В. Трифонов сказал: «Интеллигенция — настолько сейчас безбрежное понятие, что трудно сказать, о ком идет речь. Иногда я думаю, что ее нет, иногда — что все вокруг меня интеллигенты. Смотря что вкладывать в это понятие. Слово „интеллигент“ — слово русское, нигде в мире больше такого своего особого понятия нет. С одной стороны, интеллигентность — это миропонимание, с другой — в него включается только образовательный ценз: получил институтский диплом, — значит, мол, автоматически стал интеллигентом. Иногда приходится встречаться с шофером такси, который интеллигентнее иного члена Союза писателей. Все-таки важно в первую очередь интеллектуальное наполнение. Мы называем интеллигентом человека, обладающего такими душевными качествами, как бескорыстие, совестливость, отсутствие жажды наживы. Интеллигент просто не может быть хапугой, не может желать урвать от жизни побольше. В моем понимании интеллигентность — это три понятия вместе: образованность, душевные качества, миропонимание» (Молодежь Эстонии, 1975, 11 ноября).

10

…как у двух критиков в журнале… — Имеется в виду статья В. Бедненко и О. Кирницкого «Преждевременные итоги» (Мол. гвардия, 1971, № 10), критикующая повести «Обмен» и «Предварительные итоги».

11

Написав много рассказов, даже роман… — Речь идет о повести, иногда называемой романом, — «Студенты» и 11 рассказах: «В степи» (альманах «Молодая гвардия», М., 1948, вып. 2), «Знакомые места» (Молодой колхозник, 1948, № 4), «Федор Кузьмич из консерватории» (Огонек, 1955, № 39), «Доктор, студент и Митя» (Мол. гвардия, 1956, № 1), «Последняя охота» (Лит. газ., 1956, 15 сент.), «Случайный сосед» (Огонек, 1956, № 32), «Бицепсы рядового Фоминых» (Пограничник, 1957, № 13), «Далеко в горах» (Физкультура и спорт, 1957, № 11), «Неоконченный холст» (Нева, 1957, № 3), «Победитель шведов» (Сов. спорт, 1958, 29 и 30 марта), «Стимул» (Физкультура и спорт, 1958, № 6).

12

К. Г. Паустовский.

13

О тех приездах и путешествиях — их было, кажется, семь или восемь, начиная с 1952 года, — я написал, наверное, все, что мог… — Думается, что читателям будет небезынтересен «туркменский» период в творчестве Ю. В. Трифонова. После первого материала — очерка «Отряды в песках» (Комс. правда, 1952, 27 мая) — был опубликован цикл кратких очерков, объединенных общим заглавием «Рождение городов» (Лит. газ., 1956, 21 июня). Затем — публикация двух рассказов из будущего цикла «Пустыня»: «Доктор, студент и Митя» (Мол. гвардия, 1956, № 1) и «Последняя охота» (Лит. газ., 1956, 15 сент.). Путевые заметки «Чайки над барханами» (Туркменская искра, 1957, 19 мая) рассказывали о начале строительства Туркменского канала, вскоре «законсервированного».

Цикл «Пустыня» (или «Под солнцем») включал так же рассказы «Беседа с герпетологами», «Маки», «О воде», «Одиночество Клыча Дурды», «Очки», «Песочные часы», «Под солнцем», «Полет», «Пять лет назад», опубликованные в журнале «Знамя» (1959, № 2). Из этого же цикла рассказы «Старики в Каушуте», «Бако», «Старая песня», «Фестиваль в Мары» были опубликованы только в книгах Ю. В. Трифонова (Под солнцем. М., 1959; Костры и дождь. М., 1964; Кепка с большим козырьком. М., 1969; Рассказы и повести. М., 1971; Другая жизнь. М., 1979; Утоление жажды. М., 1979; Избранные произведения. Т. 1. М., 1978). В дальнейшем автор включил в «туркменский» цикл рассказы: «Однажды душной ночью» (В кн.: Тарусские страницы. Калуга, 1961), «Дети доктора Гриши» (Вокруг света, 1964, № 7) и «Кепка с большим козырьком» (Простор, 1966, № 8).

После первых публикаций отрывков (Лит. газ., 1961, 24 янв.; Сельская жизнь, 1962, 29 сент.) роман «Утоление жажды» был опубликован в журнале «Знамя» (1963, № 4, 5, 6, 7), а затем неоднократно переиздавался на русском языке и на языках народов СССР. Роман выдвигался на соискание Ленинской премии (1965). В библиографии составителя насчитывается около 80 материалов (статьи в газетах, журналах, книгах), где обсуждаются различные аспекты романа. А всего материалов, анализирующих «туркменский» период в творчестве Ю. В. Трифонова, в библиографии насчитывается свыше 130. На основе романа «Утоление жажды» Ю. В. Трифоновым совместно с Б. Мансуровым был создан сценарий и снят одноименный двухсерийный фильм (режиссер Б. Мансуров, Таджикфильм, 1966). Ю. В. Трифонов совместно с А. Моровым подготовил сценарий пьесы «Утоление жажды», поставленной тремя театрами страны: Ашхабадским русским драматическим театром им. А. С. Пушкина (режиссер Я. Фельдман, 1964), Свердловским драматическим театром (режиссер В. Битюцкий, 1965) и МХАТ им. А. М. Горького (режиссер А. Гинзбург, 1966).

14

…в горах постреливали пограничники. — Думается, будет уместно привести несколько публикаций писателя о жизни и работе пограничников. Это рассказы: «Бицепсы рядового Фоминых» (Пограничник, 1957, № 13) и «Далеко в горах» (Физкультура и спорт, 1957, № 11), а также очерк «Там, под облаками…» (Сов. спорт, 1958, 6, 7 марта) о посещении горной погранзаставы, психологии спортивной подготовки пограничников. Рассказы и очерк перепечатывались в книгах Ю. В. Трифонова: «Под солнцем» (М., 1959). «В конце сезона» (М., 1961), «Игры в сумерках» (М., 1970) и коллективных сборниках «Спортивные рассказы» (М., 1958), «Всегда в дозоре» (Л., 1971).

15

Между прочим, критики такого рода есть не только у нас, но и за рубежом. Иные статьи читаешь и изумляешься: вот уж поистине умение видеть то, чего нет! — Ю. В. Трифонов, отвечая на вопрос корреспондента АПН В. Лаврецкой о его отношении к стремлению зарубежных западных критиков представить писателя в роли оппозиционера, ответил: «…Пишут разное. Одни представляют меня оппозиционером, другие чуть ли не официозным писателем. А в результате не правы ни те, ни эти. Действительно, моя писательская тема — критика недостатков в душах людей, критика явлений, которые не должны иметь место в социалистической действительности. Но цель моя — не обличение, а всяческое совершенствование советского общества, советского человека. В этом, на мой взгляд, и главная задача литературы в целом — сделать людей лучше. В меру своих сил я стремлюсь к ее осуществлению. Хочу напомнить, что критика действительных, а не мнимых недостатков признана у нас эффективным, действенным средством к их исправлению. Не потому ли некоторые зарубежные рецензенты упрекают меня в официозности. Все это лишь подтверждает, как пагубно прибегать к ярлыкам. Они всегда затемняют истину, ведут к схематизму» (Учит, газ., 1979, 19 июля).

16

Для чего служит нравственность, кратко определил Ленин… — Ю. В. Трифонов цитирует далее отрывок из речи В. И. Ленина «Задачи союзов молодежи» на III съезде РКСМ: «…Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем. Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 313).

17

Он начинал когда-то вместе с Марком Шагалом и другим художником, оставшимся в России, который дал мне адрес… — В подготовительной рукописи рассказа «Посещение Марка Шагала» (Новый мир, 1981, № 7) есть следующая запись: «Мы жили там целый месяц и побывали в Сен-Поле, это на юге, у Марка Шагала. Встреча вышла очень интересной, и мне захотелось об этом написать. Но писал я не только об этом, а еще об одном художнике, старом товарище Марка Шагала, который недавно умер в Москве в возрасте девяноста двух лет и который был одновременно моим родственником, отцом моей первой жены. А с Шагалом они познакомились еще в 1910 году, они ровесники, Шагалу в прошлом году исполнилось девяносто три. И хотя рассказ я назвал „Посещение Марка Шагала“, он получился шире… об этом старике, живущем в Москве, об их связях, об их жизни. О том, как этого старика преследовали за то, что он дружил когда-то с Марком Шагалом, как он всю жизнь от этого страдал и как он его, вместе с тем, бесконечно любил…» (архив Ю. В. Трифонова).

18

Когда-то я написал рассказ, который был напечатан в спортивной газете. — Имеется в виду рассказ «Победитель шведов», опубликованный в «Советском спорте» (1958, 29 и 30 марта).

19

Ведь Болгария — красивейшая страна. И очень доброжелательная. — О Болгарии, которую любил Ю. В. Трифонов, им написаны: статья «Нельзя отнять у людей»: к национальному празднику болгарского народа — Дню освобождения (Лит. газ., 1961, 9 сент.); рассказы «А костер горит…» (Лит. газ., 1961, 19 дек.) и «Самый маленький город» (Новый мир, 1968, № 1); очерки «Там, где жил Орфей» (Новое время, 1961, № 52) и «Вечнозеленое путешествие» (Вопр. лит., 1971, № 12), предисловие к книге болгарского писателя В. Андреева «Партизанские рассказы» (М., 1965).

20

У меня тоже есть ученики, молодые авторы, к книгам которых я пишу предисловия. — Ю. В. Трифоновым написаны предисловия к публикациям молодых писателей. См.: О прозе Юрия Аракчеева. — В кн.: Аракчеев Ю. Листья. М., 1974; О прозе Анатолия Афанасьева. — В кн.: Афанасьев А. В городе, в 70-х годах. М., 1976; Предисловие к рассказу Б. Васильевского «Учительница» — Новый мир, 1976, № 4; Страсть постижения Родины. — В кн.: Проханов А. Время полдень. М., 1977; О Юрии Тешкине. В кн.: Тешкин Ю. В день первого снега. М., 1980; Предисловие к рассказу М. Кравца «Держись, Вика!» — Лит. Россия, 1977, 22 апр.; Предисловие к рассказу Н. Студеникина «Меж высоких хлебов».— Новый мир, 1978, №7; О рассказах Сергея Акчурина. — Лит. учеба, 1979, № 1; Предисловие к рассказам Г. Караваева. — Дружба народов, 1981, № 5. О внимании Ю. В. Трифонова к молодым писателям см. воспоминания С. Акчурина «Звоните в любое время» (Лит. учеба, 1982, № 6). Думается, будет уместно привести здесь и предисловия, написанные Ю. В. Трифоновым к произведениям других писателей. См.: Владимир Тендряков.— В кн.: Тендряков В. Весенние перевертыши. М., 1974; Предисловие к рассказам И. Снеговой. — Лит. Россия, 1976, 2 апр.; Предисловие к рассказам Л. Кривенко. — Новый мир, 1980, № 8.

21

Писатель отвечает сам за себя, сам строит свою судьбу. — Выступая на заседании «круглого стола» по итогам конференции «Молодые литераторы Москвы — год 1977», Ю. В. Трифонов сказал: «Говорить о литературных делах, проповедовать воспитание литераторов — очень трудно. Литература — это дело интимное. И, однако, есть вопрос, который затрагивается всегда, когда говорят о молодежи, — об учителе и ученике. Взаимоотношения между этими двумя фигурами всегда не однозначны. Учить можно тем искусствам, где большую роль играет техника: музыке, ваянию, живописи, архитектуре. Там, где есть какие-то технологические навыки. Литературная техника — это дело нехитрое, этим может овладеть практически любой человек и довольно быстро. Мне приходилось общаться с начинающими — приходят, просят, присылают рукописи. Что они хотят? Выведать тайны ремесла. Хотят узнать, стоит ли вообще заниматься литературой, часто не очень уверены в себе. Иногда есть практические просьбы — помочь. Это, кстати, важно: помогать нужно, первый шаг, первый толчок начинающему писателю очень полезен. Но должна быть ответственность каждого за свою работу. И это тоже важно знать молодым. Литература — это все-таки тяжелая работа в одиночку. Твардовский говорил, что литература — дело штучное» (В мире книг, 1978, № 6).

22

Одно лишь надо помнить: вы наследники великой русской литературы… — В обращении к молодым писателям — участникам VII Всесоюзного совещания — Ю. Трифонов сказал: «…И вот что еще хочется пожелать: помнить, что у нас за плечами великая литература. Никогда не забывать об этом. После Чехова нельзя писать пошло. После Достоевского нельзя писать невсерьез. После Булгакова, Платонова, Бабеля, Пильняка нельзя писать примитивно» (Смена, 1979, № 6).

23

Еще с первого, заочного курса, когда работал на авиазаводе. — В 1944 году Ю. В. Трифонов, будучи редактором заводской многотиражной газеты (а до этого работал слесарем, диспетчером цеха, техником по инструменту), поступил на заочное отделение Литературного института им. А. М. Горького. О работе на заводе он рассказал на страницах романа «Время и место» (Дружба народов, 1981, № 9, 10).

24

…иногда защищал меня от ретивой критики… иногда сам твердо и холодновато ставил меня на место. — В связи с 40-летием Литературного института К. А. Федин написал своеобразное эссе «Тропою в гору», где большая часть о студенте Юрии Трифонове: «…Я вел семинар по художественной прозе. Это был разбор прочитанных перед аудиторией студенческих рукописей. Авторами выступали старшекурсники. Разумеется, делались прогнозы. Оправдались ли они — итоги не выводились. Но вот передо мною пожелтевшая страничка машинописи:

Юрий Трифонов, формально не имеющий основания участвовать в семинаре (первокурсник, да еще „заочный“), но чрезвычайно располагающий к работе с собой. Этого молодого человека я слушал дважды — на семинаре, устроенном для „заочников“, и на моем семинаре. Оба раза он показался мне недюжинным по своей зоркой наблюдательности и простоте. Он берет то, что видит. Представления его о жизни и о том, что надо писать, как-то грубо реалистичны, прямолинейны, но точны. В рассказе „Урюк“ он изобразил московский завод в трудной работе на оборону, причем общую картину дал понять в образе узбека, чувствующего себя оторванным от далекого дома, работающего усердно, но одинокого среди молодежи, которая над ним посмеивается. Одной детали — узбек находит у себя в кармане косточку урюка, — одной этой детали оказалось автору достаточно, чтобы повернуть рассказ эмоциональной его стороной и оживить его действие большим содержанием. Я считаю это хорошим успехом. Есть излишество в технических терминах и подробностях, стиль кое-где неуклюж. Впрочем, в самой неуклюжести Трифонова есть нечто примечательное: он органически серьезен, я бы сказал — не по возрасту. Юношу этого следует держать на примете. Он способный, упорный в работе. Будет толк. Хорошо бы его перевести с завода в институт. (Впоследствии он был переведен на очное отделение института, который и закончил в 1949 году.— О. Т., А. Ш.) Ему надо учиться» (Лит. газ., 1973, 28 нояб.).

25

…напечатаны были два рассказа… — Первый рассказ «В степи» опубликован в альманахе молодых писателей «Молодая гвардия» (1948, вып. 2), второй — «Знакомые места» — в журнале «Молодой колхозник» (1948, № 4). Но первыми публикациями Ю. В. Трифонова были два фельетона из студенческой жизни: «Широкий диапазон» (Московский комсомолец, 1947, 12 апр.) и «Узкие специалисты» (Московский комсомолец, 1948, 13 марта).

26

Редактора для рукописи вскоре нашел сам Твардовский: Тамару Григорьевну Габбе. — Речь идет о Т. Г. Габбе (1903—1960) — русской писательнице, драматурге, критике, авторе широко известных пьес-сказок, включенных в ее книгу «Город мастеров» и другие книги.

27

…появилась статья Л. Якименко, положительно оценившая «Студентов». — В связи с обсуждением повести «Студенты», выдвинутой редакцией «Нового мира» на соискание Государственной премии СССР, в газете «Правда» (1951, 8 янв.) была опубликована статья Л. Якименко «Повесть о студентах». В библиографии составителя насчитывается свыше 50 материалов, анализирующих эту повесть.

28

Он прочитал повесть… и сразу пригласил меня в театр. — В соавторстве с В. Месхетели Ю. В. Трифоновым была подготовлена инсценировка «Молодые годы». Большая часть инсценировки была опубликована в литературно-репертуарном сборнике «Студенты» (М., 1951). Спектакль поставил А. М. Лобанов, главный режиссер театра имени М. Н. Ермоловой, в январе 1952 года. Первая из известных нам рецензий была опубликована в алма-атинской газете «Ленинская смена» (1952, 27 янв.), а затем «Учительская газета» (1952, 9 февр.) откликнулась статьей В. Булгакова «Упущенная возможность». В своих воспоминаниях «Атмосфера и подробности» Ю. В. Трифонов писал: «Андрей Михайлович Лобанов, с кем я так скоропалительно познакомился по вине моей первой книги в 1950 году и дружеские отношения с кем продолжались несколько лет, пока шла работа над пьесами „Молодые годы“ и „Залог успеха“, остался поразительным и как бы вечным для меня примером человека театра, истинного художника или, как говорили в старину, а на Западе говорят до сих пор, — Артиста. Я думаю, сутью человека, которого можно назвать художником или артистом, непременно должно быть — наперекор всему и поверх всего — стремление к правде. Не к буквальной, что ютится на поверхности, а к правде в глубоком, гётевском понимании, соединяющей в себе и правду жизни и правду искусства. Другой поэт назвал то же стремление к поискам художественной правды привычкой „выковыривать изюм певучестей из жизни сладкой сайки“. Можно назвать искомое так: феномен жизни. Лобанов был чрезвычайно пытлив и чуток в отыскании феномена жизни, что является во все времена занятием непростым и рискованным. Но он иначе не мог. Его обвиняли в чрезмерности пристрастий к быту, не понимая того, что „бытовая правда“, которой он добивался на сцене и о которой критики говорили свысока, как о достоинстве маловажном и второстепенном, была на самом деле лишь приспособлением для открытия реальнейшей жизненной правды. Да и что такое „бытовая правда“? Никто не может ответить достаточно ясно. Неопределенная критическая брань… В повести „Студенты“, произведении незрелом и ученическом, Лобанова привлекли, очевидно, какие-то приметы времени, какие-то показавшиеся ему точными подробностями жизни. Ради „изюма подробностей“ городился весь огород. Ибо из подробностей состоит атмосфера. Много раз повторяя слово „подробности“, я имею в виду не требуху жалких натуралистических мелочишек, не фотографирование, не бытописательство, а — подробности психологические, тончайшие мотивы и побуждения, определяющие характер и поступки. Часто присутствуя на репетициях, я наблюдал, как Андрей Михайлович удивительно точно и целенаправленно — я не сказал бы хладнокровно, бывало и раздражение, и насмешки, и язвительность, — шаг за шагом, нанизывая один мотив на другой, создавал драгоценнейшее: атмосферу достоверности… Помню, на обсуждении пьесы „Залог успеха“ после читки на труппе раздались критические голоса не по существу, а по частностям, может быть, даже и справедливые, — и вдруг Андрей Михайлович с необыкновенной горячностью и даже грубо оборвал: „О чем вы там рассуждаете? Вам подали чашку кофе, дымящегося, а вы начинаете перебирать: сколько там кофеинок, сколько пузырьков молока, лимона, сахару… Да вы пейте, пейте!“ …Психологизм — тончайший, но не мелочный — это то оружие искусства, которое можно назвать вечным. В иные времена оно будет надоедать художникам, они будут его проклинать, издеваться над ним и отталкиваться от него, завороженные каким-нибудь новым искушением, но все равно будут к нему возвращаться. Лобанов был великим мастером психологизма на сцене. Потому что как у птицы нет ничего кроме неба, так и у искусства нет ничего и не будет кроме души человека» (архив Ю. В. Трифонова).

29

В Ленинград я ехал по приглашению Ленинградского университета на дискуссию. — Материалы литературного диспута по повести «Студенты» в Ленинградском университете им. А. А. Жданова опубликованы в ленинградской газете «Смена» (1951, 4 апр.).

30

…в Москве собрали Второе совещание молодых писателей.— В марте 1951 года в Москве проходило Второе Всесоюзное совещание молодых писателей, на котором выступал Ю. Трифонов (см.: Лит. газ., 1951, 24 марта), предложивший, в частности, создавать литературные объединения при журналах и издательствах, а также издавать молодежный литературный журнал. Более полно суть выступления на совещании Ю. В. Трифонов изложил в статье «Мысли перед началом» (Смена, 1950, № 21). Совместно с Н. Е. Евдокимовым им была написана статья «После совещания» по итогам Всесоюзной встречи молодых писателей. Приведем здесь лишь заключительную часть статьи: «Хотелось бы, чтобы забота и внимание к молодым всегда были такими же, какими были они в дни совещания, — чтобы атмосфера дружбы и требовательности жила и после того, как делегаты разъедутся по домам. Молодой писатель должен быть уверен, что за его судьбой следят, что его работой интересуются и в трудную минуту готовы ему помочь. Необходимо, чтобы старшие товарищи-писатели и после совещания встречались с участниками своих семинаров, переписывались с ними, чтобы они считали своим долгом за множеством других важных дел помнить о самом важном — о воспитании молодых. Но чувствуя заботливую поддержку старших товарищей по ремеслу, писатель, вступающий в литературу, должен также помнить, что судьба его прежде всего и больше всего зависит от собственной его честности, принципиальности, страстности. В искусстве нет легких удач, и литература не терпит иждивенцев. Жизнь, полная труда и борьбы, наша советская жизнь, в которой люди не только пересоздают природу и воздвигают небывалые сооружения, но переделывают самих себя и воспитывают друг друга, — вот единственный и неисчерпаемый источник тем нашей литературы» (Лит. газ., 1951, 29 марта).

31

…работала геоботаником сестра Таня, только что окончившая МГУ. — В беседе с корреспондентом Б. Гафуровым Ю. В. Трифонов рассказал о том, что его сестра Т. В. Трифонова закончила биофак МГУ и была направлена в Туркмению, в Чекезскую экспедицию: «Татьяна часто писала домой — матери, мне: интересно, с множеством подробностей. Я был так заинтересован ее письмами, что решил взять командировку и поехать в экспедицию. Живя с ботаниками, геологами, я написал очерк для „Комсомольской правды“ (Комсомолец Туркменистана, 1975, 7 янв.). В архиве писателя этот очерк — „Отряд в песках“ (1952, 27 мая) — помечен автором: „Подступы к „Утолению жажды““».

32

Но все же треть повести, страниц сто двадцать, была написана… — В той же беседе с Б. Гафуровым писатель рассказал: «После поездки в командировку в Туркмению от „Нового мира“ я начал писать повесть о строительстве Великого Туркменского канала. Но написал только четыре листа: вскоре признали строительство нерентабельным и начали строить Каракумский». На материалах поездок в Туркмению (см. примечание к «Нескончаемому началу») Ю. Трифонов совместно с В. Моровым подготовили сценарий фильма «Чайки над барханами», к съемкам которого «Туркменфильм» приступил в 1960 году (режиссер Г. Полока). Из-за закрытия строительства неоконченный фильм был «законсервирован». Об этом писала Ф. Маркова в статье «Подумаем о завтрашнем дне» (Сов. культура, 1961, 31 янв.).

33

«Советская культура» напечатала разносный подвал. — Здесь необходимо следующее пояснение. Спектакль в репертуаре театра имел два заглавия: «Залог успеха» и «Художники», причем последнее помечено в авторском экземпляре пьесы (архив писателя) как условное. В отличие от критики предыдущего спектакля — «Молодые годы» — «Залог успеха» («Художники») был подвергнут более резкой критике. В статьях В. Залесского «Залог успеха» (Вечерняя Москва, 1953, 2 дек.), Н. Велеховой «Иллюстрация и творчество» (Сов. культура, 1954, 9 янв.), Т. Чеботаревской «Судьба молодого таланта» (Московский комсомолец, 1953, 23 дек.), В. Саппака «Замысел обязывает» (Театр, 1954, № 3), обозрении «Театральный дневник» (Театр, 1954, № 1) наряду с положительным в пьесе и спектакле анализировались просчеты как в драматургии, так и в режиссерском решении спектакля. В библиографии составителя насчитывается 15 таких материалов.

34

С этого времени примерно на шестилетие я стал автором «Знамени». — Цикл, опубликованный в журнале (1959, № 2), состоял из рассказов: «Беседа с герпетологами», «Маки», «О воде», «Одиночество Клыча Дурды», «Очки», «Песочные часы», «Под солнцем», «Полет», «Пять лет назад». Затем были опубликованы: роман «Утоление жажды», повесть «Отблеск костра», рассказ «Победитель» (1968, № 7), рецензия на повесть К. Ваншенкина «Большие пожары» (1964, № 11). В статье известного литературоведа Е. Книпович «Воспитание мужества» (Правда, 1965, 16 марта) подчеркивается важность, в аспекте истории гражданской войны, публикации «Отблеска костра» в журнале «Знамя».

35

Роман все-таки вышел в «Знамени»… В архиве Ю. В. Трифонова находится рукопись (от 4 июня 1965 года) предисловия к роману «Утоление жажды», изданному на французском языке: «Рассказывать о своей книге, к тому же давно написанной — а мне кажется, что эта книга давно написана, — занятие довольно скучное. Все, что мог, писатель рассказал и объяснил книгой. Одни это поняли так, другие эдак, и тут нет ничего удивительного: обо всем на свете люди судят по-разному. И не надо махать кулаками после драки и пытаться подправить то, что подправить нельзя. Бой окончен. Отойдите в угол и молча ждите: вам скажут. Каждая книга — это бой, мучительный, долгий, опустошающий душу, из него выходишь без сил. А что сказать об этой книге? Единственное вот что: пустыня — замечательное место на земле. Там замечательно легко дышать» (архив Ю. В. Трифонова).

36

…«Новый мир» напечатал рецензию И. Крамова на книгу «Отблеск костра», только что изданную… — Рецензия И. Крамова «Судьба и время» опубликована в журнале № 3 за 1967 год. В библиографии составителя насчитывается свыше 20 материалов (статьи в газетах, журналах, книгах о документальной повести «Отблеск костра»). Более подробно о повести см. комментарий к беседе «Каждый человек — судьба».

37

Весною 1967 года я поехал по командировке «Нового мира» в Ростов — собирать материалы для документальной книги о двадцатом годе. — Вероятно, мы имеем возможность зафиксировать начало работы над романом «Старик», опубликованном в журнале «Дружба народов» (1978, № 3).

38

…рассказ был одобрен и определен в один из ближайших номеров. — Рассказ «Самый маленький город» вместе с рассказом «Голубиная гибель» были напечатаны в журнале «Новый мир» (1968, № 1).

39

Рассказ вышел в августовском номере. — Рассказ «В грибную осень», опубликованный в журнале «Новый мир» (1968, № 8), по мнению литературных критиков, вместе с вышеназванными рассказами («Был летний полдень», «Вера и Зойка», «Голубиная гибель», «Самый маленький город») как бы представил читателю «нового» Трифонова, предваряющего этими рассказами последующий цикл «московских повестей» («Обмен» и другие).

40

Внучатый племянник Андрея Желябова… Дергунов Д. И., написал мне о судьбе сестры Желябова… — В архиве Ю. В. Трифонова хранятся два письма Д. И. Дергунова. Первое писатель цитирует в статье, а ко второму письму прилагалась статья В. Сиренина «Родословная Желябовых» (Керченский рабочий, 1975, 13 дек.), где рассказывается о судьбе Ольги Ивановны Желябовой.

41

Об этом он и говорил своим тихим, ровным голосом. — Ю. В. Трифонов цитирует далее отрывок из речи Н. Кибальчича на процессе «первомартовцев», текст которой опубликован, в частности, в книге С. М. Серпокрыла «Подвиг перед казнью» (Л., 1971, с. 193—195).

42

Война будет кровопролитной и долгой. В сценарии пьесы «Дом на набережной», поставленной в театре драмы и комедии на Таганке, приводятся выдержки из дневников Льва Федотова: «Немцы захватят Прибалтику, Минск, Киев, Украину. За Одессу будут идти многочисленные бои, потому что это важный морской порт, и Одесса падет. Но Ленинград немцы взять не смогут, хотя будут душить его беспощадной блокадой». И это написал мальчик в мае сорок первого года… (Трифонов Ю. В. Театр писателя. М., 1982, с. 135—136).

О своем друге Льве Федотове писатель говорил в очерке «История болезни», в воспоминаниях о К. Паустовском — «Уроки мастера». Лев Федотов послужил прототипом Антона Овчинникова из повести «Дом на набережной» (см. также рассказ «Антон Овчинников», опубликованный в газете «Труд», 1976, 11 янв.).

43

…голос Юрия Казакова был услышан мгновенно. — В 1966 году в беседе с корреспондентом Л. Желтиковой Ю. В. Трифонов сказал: «Да, эти молодые писатели вернули русскому рассказу былую силу, одно время утраченную. Юрий Казаков — безусловно, самый талантливый из наших молодых рассказчиков. Удивительный писатель, с какой-то особой пронзительностью и превосходящим чувством языка! Так, как он, пожалуй, писать больше никто не может. Сравните его хотя бы с Г. Семеновым или С. Никитиным. Интересные, способные писатели. И фразу они строят не хуже Казакова, и мастерство есть, и не очень уж о разном все пишут, — а вот ведь не то! Казаковым написано, кстати, немного, потому что он работает „не разгибаясь“, медленно, вдумчиво, трудно, и это настоящие произведения искусства, потому что они одухотворены пристальным вниманием к человеку…» (Московский комсомолец, 1966, 22 июня).

44

…с тех пор, как каша страна вышла на олимпийскую арену, мировой спорт необычайно посерьезнел. — Советский Союз стал членом Международного Олимпийского комитета 7 мая 1951 года. Одной из первых статей, обобщающих послевоенные достижения советского спорта, была статья Ю. В. Трифонова «Стремительный взлет», опубликованная в журнале Славянского комитета СССР «Славяне» (1956, № 5).

45

Болельщики так и называют ее: «духовная» команда. — Вот что пишет известный поэт К. Ваншенкин: «…Юрий Трифонов жил в середине пятидесятых на Верхней Масловке, возле стадиона „Динамо“. Начал ходить туда. Прибаливал (футбольный жаргон) за ЦДКА по личным мотивам тоже из-за Боброва. На трибуне познакомился с закоренелыми „спартаковцами“: А. Арбузовым, И. Штоком, начинающим тогда статистиком футбола К. Есениным. Они убедили его в том, что „Спартак“ лучше. Редкий случай» (Ваншенкин К. Воспоминания о спорте. М., 1978, с. 37).

46

Помню: синее небо Отрана в Савойских Альпах, и многотысячная толпа у подножия трамплина. — В репортаже-дневнике «Лыжники в небе» (Лит. Россия, 1968, 16 февр.) специальный корреспондент газеты на зимних Олимпийских играх в Гренобле Ю. В. Трифонов рассказал о соревновании прыгунов с трамплина, горнолыжниках. В статьях «Только начало», «Покидая Гренобль» (Лит. Россия, 1968, 9, 23 февр.), «Бабочка из стекла и бетона» (Физкультура и спорт, 1968, № 5) Ю. В. Трифонов рассказал о соревновании хоккеистов и других спортсменов на Олимпиаде.

В газете «Литературная Россия» (1968, 2 февр.) от имени спортивного клуба газеты Ю. В. Трифонов обратился с напутствием к советским спортсменам — членам сборной олимпийской команды страны: «Хочется, чтобы все участники Олимпийских игр относились к играм, в первую очередь, как к играм, а затем уж как к соревнованиям, в которых надо обязательно побеждать. Разумеется, из чувства патриотизма нам приятно видеть на пьедесталах почета советских спортсменов. Но еще радостнее, глубже, человечнее другое чувство: чувство единения всей молодежи мира и гордое сознание того, что советские юноши и девушки — могучие созидатели этого единения».

47

Как выяснилось, человечество не может существовать … без спорта. Поэтому серьезные раздумья на эту тему все больше привлекают художников… — Думается, будет уместно здесь отметить следующее. Тема спорта как социального явления, особого морального и психологического состояния как самих спортсменов, так и болельщиков, характерна для 90 рассказов, статей, репортажей, заметок Ю. В. Трифонова, написанных им на спортивную тему. Это нашло отражение в книгах Ю. В. Трифонова: «Под солнцем» (М., 1959), «Факелы на Фламинио» (М., 1965), «Игры в сумерках» (М., 1970). В статье «Не только цифры» С. Абрамов пишет: «Писателей, активно работающих в спортивной прозе (позволим себе такой термин: существует ведь проза „деревенская“, „производственная“, „военная“), легко перечислить по пальцам. В первую очередь Льва Кассиля, Юрия Трифонова, Юрия Нагибина, отдавших ей немалую дань, даже, пожалуй, заложивших, как говорится, тон для того, кто пришел в литературу о спорте вслед за ними… Названные мною Кассиль, Трифонов и Нагибин — первопроходцы спортивной тематики. Честь им за то и слава!» (Правда, 1983, 17 марта).

Ю. В. Трифонов в течение 18 лет (1955—1972) был членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт», корреспондентом этого журнала, газеты «Литературная Россия» и «Литературной газеты» на Олимпийских (зимних и летних) играх в Риме, Гренобле, Инсбруке, на нескольких чемпионатах мира по хоккею с шайбой (Прага, 1959; Женева, 1961; Стокгольм, 1963; Вена, 1967), футболу (Лондон, 1965), волейболу (Москва, 1962), других крупных спортивных соревнованиях, проходящих в стране и за рубежом. Он — автор и соавтор сценариев документальных фильмов о спорте («Стартует молодость» — 1957; «Мы были на Спартакиаде» — 1959; «Ловкость, красота, здоровье» — 1960), автор сценария художественного фильма «Хоккеисты» (Мосфильм, 1964). В 1973 году в совместной работе с Я. Базеляном был подготовлен сценарий художественного фильма «Три новеллы о любви к спорту» по мотивам своих рассказов «Победитель шведов», «Конец сезона», «Далеко в горах». В 1982 году был снят фильм «Прозрачное солнце осени» (режиссер В. Бутурлин) по одноименному рассказу.

Кроме статьи «Планетарное увлечение», Ю. В. Трифонов также написал рецензии на фильмы: «Футболисты» (Искусство кино, 1968, № 12), «Трудные старты Мехико» (Искусство кино, 1969, № 10), а также на книги и рассказы о спорте: «Мысли по поводу… спортивной беллетристики» и повести «Две медали» (Сов. спорт, 1959, 29 апр.), «Взгляд изнутри». О книге «Рассказы спортсменов» (Сов. спорт, 1964, 23 июля), «Когда исчезает схема…» (Сов. спорт, 1969, 23 февр.).

48

В революционное движение было втянуто огромное количество людей. Достаточно полистать «Био-библиографический словарь», издававшийся Обществом политкаторжан, — сколько там имен! — В беседе с М. Отрадиным Ю. В. Трифонов, отвечая на вопрос о работе над романом «Нетерпение», сказал: «Когда я начинал работать над книгой, я не предполагал, что встречусь с такими людьми, с такими яркими характерами. Работа шла вглубь, и я все более поражался этими людьми. Скажем, это были люди, свободные от всякой корысти. Большинство из них были из обеспеченных семей, дети дворян, помещиков… Они рвали решительно и бесповоротно со своей прежней жизнью. А ведь это было непросто. Но у них была цель — служение общему делу. Это очень важно и для современного читателя. Молодого особенно. Можно отдать какую-то часть себя, своей жизни другим людям и не ощущать себя жертвой, наоборот. И ведь людей, связанных с „Народной волей“, были сотни. Это надо помнить. Обычно говорится о нескольких: Желябов, Кибальчич, Морозов, Перовская, еще несколько имен. А их были сотни, огромное движение. Прекрасный нравственный пример самоотверженности, бескорыстия» (Смена, 1973, 29 дек.).

Из заявки Ю. В. Трифонова и О. Р. Мирошниченко председателю Госкомитета СССР по радиовещанию и телевидению тов. Лапину С. Г. (26 марта 1980) на фильм «Герои „Народной воли“»:

«Предлагаем заявку на многосерийный фильм на историко-революционную тему: о русском революционном движении семидесятых, начала восьмидесятых годов прошлого века, то есть о том периоде нашей истории, который В. И. Ленин охарактеризовал как вторую революционную ситуацию… Фильм, который показал бы широкую панораму событий, лагерь революционеров с его удивительными по силе духа фигурами, лагерь правительства (император, наследник, „бархатный диктатор“ Лорис-Меликов, Муравьев, а возможно, и Катков с Победоносцевым), коснулся бы и лагеря либеральной интеллигенции, изобразил бы таких выдающихся современников, как Достоевский, Толстой и Гаршин с их горячим отношением к событиям. Такой фильм мог бы быть не просто мемуарным произведением или же развлекательным рассказом из жизни заговорщиков (хотя увлекательность сюжета очевидна!), но серьезным и глубоким киноповествованием, имеющим воспитательный и познавательный характер. Рассказать правдиво о замечательном Исполнительном комитете, о молодых русских людях, явивших миру образцы величайшего бескорыстия и мужества — задача благородная и крайне важная в смысле нравственного воспитания молодежи. Материал для такого фильма огромен и разнообразен: в первую очередь это, разумеется, сохранившиеся до сего дня грандиозные и реальные декорации событий, то есть — существующий поныне Петербург, где жили и действовали народовольцы, затем громадный иконографический материал, книги и газеты тех лет, фотографии революционеров, музейные реликвии и, наконец, сохранившиеся, к счастью, хотя и в небольшом количестве, кинокадры, запечатлевшие ветеранов „Народной воли“: таковы кинокадры с изображением знаменитого шлиссельбуржца Н. Морозова и суда над провокатором Окладским в 1925 году, где есть Вера Фигнер, Фроленко и некоторые другие ветераны народников.

Такой фильм мог бы помимо прочего иметь еще и следующий политический резон: не секрет, что иные архиреволюционные, экстремистские круги в разных районах мира порою чрезмерно уповают на террор, надеясь таким путем добиться политических и революционных целей, забывая об уроках истории, доказавших бесплодность этого пути — при всей безусловной душевной чистоте и личном мужестве пропагандистов такого метода. В фильме о народовольцах нельзя обойтись и без фигуры Сергея Нечаева, ибо из песни слова не выкинешь. Эта фигура отбросила довольно мрачную тень на историю революционного движения — не только русского, но и международного… Народовольцы всеми силами старались противопоставить свою деятельность „безнравственному“ методу Нечаева, для которого не существовало, скажем, таких понятий, как честь и совесть.

Многозначность темы „Народной воли“, темы русского „нетерпения“, поразительность характеров и судеб, живописный фон Петербурга столетней давности — все это, как нам кажется, безусловные предпосылки создания интересного фильма» (архив Ю. В. Трифонова).

49

Я стремился к тому, чтобы в романе были куски лирической прозы и, если так можно выразиться, историко-лирической прозы, где бы присутствовал автор, как бы выражающий отношение современника к событиям. — Эту характерную особенность романа «Нетерпение» подчеркивали многие литературные критики: В. Баранов, В. Кардин, Ф. Кузнецов, А. Лебедев, В. Оскоцкий, А. Свободин, С. Смирнов и другие. Например, седьмая глава докторской диссертации А. И. Филатовой «Русский советский исторический роман конца 50-х годов — середины 70-х годов. Новое в идейно-художественной проблематике» (Л., 1980) так и была озаглавлена: «Углубление личностного начала в современном историческом романе (романы М. Шагинян, Ю. Трифонова, Ю. Давыдова)». В этой главе автор пишет, что функции документа, вводимого писателем в текст произведения, усложнились и обогатились. Зачастую теперь документ подается в связи с авторским «я», он пропущен через писательское восприятие, окрашен личным отношением художника. Таким образом, многомерность романа «Нетерпение», как пишет А. И. Филатова, достигается Юрием Трифоновым на путях творческого синтезирования многих художественных средств. В библиографии составителя насчитывается свыше 30 материалов, анализирующих роман «Нетерпение».

50

На что автор ответит: не доказано, что не было. — В статье «Люди своей судьбы» театральный критик и драматург А. Свободин пишет: «Наглядно воплощается тыняновское правило: „я начинаю там, где кончается документ“. Не отбрасывание документа, не механическое превращение его в „картины“ или в „диалоги“, но особая диалектическая с ним связь, делающая правомерной и свою, авторскую версию события. И Трифонов свободно пользуется этим правом. В размышлении о том, например, почему же не получился у Желябова взрыв царского поезда под Александровском в 1879 году, он набрасывает логическую картину внутреннего состояния и поведения Окладского, юного предателя (ставшего затем матерым провокатором, „злым гением „Народной воли““), в решающий момент разрубившего лопатой провод, шедший к динамитному заряду. Эта версия, выдвинутая на суде над Окладским в 1925 году общественным обвинителем, старым большевиком Феликсом Коном, документально не была подтверждена (См. речь Ф. Кона на процессе по делу И. Окладского в кн.: Судебные речи советских обвинителей. М., 1965, с. 96. — О. Т., А. Ш.). Почти через полстолетия автор „Нетерпения“ подтверждает ее художественными средствами. Точно так же в зыбкости предположений некоторых источников высвечивается возможное тайное свидание Желябова с печально знаменитым своим анархическим авантюризмом Нечаевым, бывшим в то время узником Петропавловской крепости. Выстраивая через сто лет характер Желябова, логику обстоятельств, Трифонов пишет такое свидание…» (Комс. правда, 1973, 13 ноября).

Известно, например, что, находясь в Петропавловской крепости, Нечаев вступил в контакт с представителями «Народной воли» с целью разработки плана его освобождения из крепости, но затем отказался, так как эта операция помешала бы, по его мнению, подготовке покушения на Александра II.

51

Ю. В. Трифонов собирал материал для романа о Германе Лопатине.

52

…трое студентов-выпускников МГУ — Лев Якименко, Лев Гинзбург… — Якименко Л. Г. — доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и литературной критики Академии общественных наук при ЦК КПСС. Он — автор предисловия к книге Ю. Трифонова «Утоление жажды» (М., 1967). В первом томе «Избранных работ» (М, 1982, с. 118—120, 122—123, 131 — 132, 416—421) он анализирует «Утоление жажды», «Отблеск костра», «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание». Гинзбург Л. В. — советский поэт-переводчик, публицист, критик. Автор многих книг переводов немецких поэтов. В публицистических книгах «Дудка крысолова», «Цена пепла», «Бездна», очерках «Потусторонние встречи» и других Л. Гинзбург раскрывает сущность фашизма, пишет о возникновении неофашизма в ФРГ. О книге Льва Гинзбурга «Бездна» Ю. В. Трифонов написал статью «Сила документальности» (Москва, 1967, № 2).

«Памяти Льва Гинзбурга» называлась статья Ю. В. Трифонова в «Литературной газете», 1980, 1 окт. Процитируем из нее: «…Смерть настигла его в тот миг волнения, когда писатель, закончив труд, ждет его выхода в свет. Все мы знаем, какое это изнуряющее душу испытание. Он написал книгу прозы, своеобразный роман о жизни, о собственной жизни, обо всем или, во всяком случае, о многом, что наполняло ее, и это, вероятно, самая значительная из его книг, написанная на вершине возможностей, на взлете таланта (имеется в виду роман-эссе „Разбилось лишь сердце мое“, опубликованный после смерти Л. Гинзбурга в журнале „Новый мир“, 1981, № 8. — О. Т., А Ш.). …Он написал много хороших стихов, великолепных статей, его имя известно и почитаемо не только у нас, но и в других странах, где переводились „Бездна“ и „Потусторонние встречи“, но мне хочется в горький час сказать вот о чем: этот маленький, сугубо штатский, порою суетливый, порою неловкий до комичного человек обладал истинным мужеством. Это было мужество высокой пробы, мужество каждого дня, терпеливое, упорное. На это мужество не раз натыкались подлецы, полагавшие, что человек такого забавного, веселого нрава не может быть им опасен. Его мужеством была вся его антифашистская деятельность, разоблачение преступников, проникновение в их логово, встречи один на один с такими волками, как Кристман. Но его мужеством было и другое — делать добро многим, помогать, вставать на защиту…»

53

…следуя Вашей недавней статье в «Литературной России»… — Имеется в виду статья «Нескончаемое начало», вошедшая в данную книгу.

54

Эти рассказы, а потом еще повесть «Обмен». Вот, собственно, этот куст произведений и обозначил начало чего-то нового в моей работе.— Ю. В. Трифонов имеет в виду следующие рассказы, включенные в книгу «Кепка с большим козырьком» (М., 1969): «Путешествие»; «В грибную осень»; «Голубиная гибель»; «Кепка с большим козырьком»; «Игры в сумерках»; «Победитель»; «Самый маленький город».

55

А затем две другие повести «московского» цикла… — Термин «московские», или «городские», повести появился в статьях критиков, анализирующих пять повестей — «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Дом на набережной». В заметках «Наш друг Должинсурен» (Лит. газ., 1970, 23 дек.) Ю. В. Трифонов говорил о том, что он планировал назвать этот цикл «Песчаные улицы». В библиографии составителя насчитывается свыше 140 публикаций, где обсуждаются эти произведения.

56

Вспоминается разговор Флобера с Тургеневым, переданный Мопассаном… — Имеется в виду статья Ги де Мопассана «Иван Тургенев», где автор приводит высказывание великого русского писателя по поводу того, в каком количестве расходятся известные книги соблазнительного жанра: «Людей пошлого склада ума гораздо больше, чем людей, одаренных умом утонченным. Все зависит от уровня той интеллектуальности, к которой вы обращаетесь. Книга, нравящаяся толпе, чаще всего нам вовсе не нравится. А если она нравится нам, как и толпе, то будьте уверены, что это происходит по совершенно противоположным причинам» (Ги де Мопассан. Статьи о писателях. М., 1957, с. 51).

57

Я ведь хотел лишь объяснить, в чем, по-моему, общее между повестями и «Нетерпением». — В беседе с корреспондентом М. Отрадиным Ю. В. Трифонов сказал: «Писатель в течение всей своей творческой жизни склонен меняться, искать новые способы выражения себя, своих мыслей. Но в чем-то главном оставаясь самим собой. Так вот, когда после повестей о современной жизни я сел писать „Нетерпение“, цель у меня была иная. Нужно было поднять, воздвигнуть что-то очень большое. Это было строительство дома, тут нужен был топор, а не лобзик. Лобзиком дома не построишь. Но какие-то части и в „Нетерпении“ я считал необходимым делать лобзиком. Ну, допустим, в главах, посвященных Клеточникову. Или эпизоды из второй части книги, где речь идет о Желябове. Там я старался подробно показать состояние героя. Я хотел, чтобы читатель попробовал этих людей, так сказать, на ощупь» (Смена, 1973, 29 дек.).

На взаимосвязь повестей и романа обращали внимание и литературные критики. Например, В. Баранов в статье «Жизненные корни» (Новый мир, 1977, № 8) прослеживает взаимосвязь исторических мотивов с современностью на материале повестей и романа. Н. А. Кожевникова в статье «О соотношении речи автора и персонажа» (в кн.: Языковые процессы современной русской художественной литературы. М., 1977) показывает стилистическое единство речи автора и персонажей «городских» повестей и романа. Анализ взаимосвязи нравственных, эстетических идеалов в вышеназванных произведениях сделала в своей диссертации И. В. Осмоловская (см. ее статью «Индивидуальный стиль писателя и проблема новаторства». — В кн.: Идейное единство и художественное многообразие современной советской прозы. М., 1974).

58

На вопрос журнала «Москва»… — Ю. В. Трифонов, отвечая на анкету журнала, сказал: «Литературные же герои дороги нам не чертами характера, а той силой воплощения, какую сумел вложить в них автор. Поэтому из литературных героев мне очень близки Родион Раскольников и Поприщин или, к примеру, Остап Бендер и Кавалеров, хотя, встретясь с такими людьми в жизни, я бы не испытывал к ним ничего, кроме неприязни и даже враждебности. В жизни это были бы чужие люди, а в литературе — роднее  родных» (Москва, 1967, № 11).

59

…Ермасов в «Утолении жажды» — прямые образцы поведения… — В беседе с корреспондентом газеты «Комсомолец Туркменистана» (1975, 7 янв.) Ю. В. Трифонов, отвечая на вопрос о прототипах романа, рассказал: «Точных прототипов, конечно, нет. Скажем, начальник стройки в романе Ермасов во многом — известный строитель, участник Волго-Донской стройки Семен Константинович Калижнюк. Очень яркий, интересный человек…»

60

Речь идет о замысле романа, посвященного Герману Лопатину.

61

Современный эгоизм, как и раб в чеховском понимании, заслуживает того же: выдавливать его по капле. — Думается, будет уместно привести здесь высказывание известного драматурга В. С. Розова: «…Трифоновский Глебов близок мне, так как я жил в те же годы, что и он, и во мне есть черты Глебова. И я благодарен Трифонову, который говорит лично мне — не будьте Глебовым, Виктор Сергеевич, выдавливайте из себя его черты» (Театр, 1976, № 12, с. 13).

В заявке, представленной в Министерство культуры РСФСР и Московский театр драмы и комедии на Таганке на постановку пьесы «Дом на набережной», Ю. В. Трифонов писал: «Действие пьесы должно разворачиваться в трех временах: довоенном, послевоенном и нынешнем. Место действия: Москва, центр. Основной фигурой пьесы будет человек, прямо скажем, несимпатичный: некий Вадим Глебов, по прозвищу Батон, когда-то заурядный школьник, ныне процветающий и довольный жизнью функционер от науки. Скажем, филологической. Пьеса проследит путь недостойного процветания. Путь мелких уступок, мелких предательств, мелкого приспособленчества и мелких удач. С помощью всей этой мелкоты, иногда невидимой глазу, Глебов выигрывает крупно: он выигрывает благополучный итог. Хорошо ли это? Пьеса должна ответить: нет, нехорошо. Ибо — безнравственно. Возникает другой вопрос: нужно ли подобную, не совсем ароматную фигуру выволакивать на нашу сцену? Разве нет у нас других персонажей, почище и посветлей? Разумеется, есть. Их гораздо больше, чем таких Глебовых. Но, Глебовы, к сожалению, еще порой встречаются у нас кое-где. И вот по ним хотелось бы ударить со всей силой бичом искусства, в данном случае театрального.

Потому что вопросы нравственности, как было сказано недавно с высокой трибуны, являются главными и важнейшими вопросами, которые обязано разрабатывать наше искусство.

И затем: не надо думать, что пьеса будет посвящена только одному неприятному Вадиму Глебову. О, нет! В произведении будут фигурировать и другие люди, которые вполне могут понравиться зрителю. Например: несколько романтически настроенных мальчиков, товарищей Глебова по школе. Один чудаковатый, небольшого ума, но, в сущности, добрый и порядочный старик, профессор Ганчук. Его дочка, обаятельная девушка, к сожалению, с нелегкой судьбой. Да и ассистент профессора Куно Иванович — недурной человек.

Так что хороших людей в процентном отношении будет значительно больше, чем таких, как Глебов. К Глебову можно присоединить лишь еще одну сомнительную личность: его старого приятеля Шулепникова. Но этот Шулепников в конце пьесы будет наказан жестоко. В финале он окажется, как говорят, у разбитого корыта.

Автору хотелось бы сказать этой пьесой, что приспосабливаться к жизни, к обстоятельствам и к сильным мира сего — то есть поступать не по совести — дело скверное и к тому же невыгодное. Потому что у Глебова, хотя он якобы процветает, голо и пусто в душе, никому он не интересен, никому не нужен. И ничего от него не останется в этом мире, кроме росписи с завитком, которую он оставляет каждый месяц в выплатной ведомости…» (архив Ю. В. Трифонова).

62

Когда и о чем мы можем ожидать от Вас чего-то нового? — Представляет интерес ответ писателя на аналогичный вопрос журнала «Советская литература на иностранных языках»: «О творческих планах говорить во всеуслышание всегда как-то неловко. Это ведь дело интимное, тайное. Если „социальный заказ“ и существует, то он существует в душе писателя, а не написан большими буквами у него на лбу. Я полагаю, что „социальный заказ“ существует в душе каждого настоящего писателя, всерьез озабоченного своим делом: в форме некоей субстанции он образует как бы начальный сгусток материи, первооснову будущего произведения. Но говорить о будущих произведениях так же странно и легкомысленно, как, например, говорить о том, как в ближайшие три года сложатся ваши отношения с женой и какие у вас родятся дети. Там будет видно, что получится» (архив Ю. В. Трифонова).

63

…даже в Литинститут поступал со стихами. — В архиве писателя имеются рукописи около 100 стихотворений, которые он не публиковал. В 1944 году Ю. Трифонов поступал в Литературный институт имени А. М. Горького на отделение поэзии, но был принят на отделение прозы. В «Воспоминаниях о муках немоты» Ю. В. Трифонов пишет: «Год назад, летом сорок четвертого, я пришел во двор старого особняка на Тверском бульваре, поднялся по выбитым каменным ступеням на второй этаж и отдал три тетради своих сочинений секретарю приемной комиссии. Никто меня не рекомендовал. Отчего-то была глупая уверенность, что меня непременно примут. Я писал стихи под Маяковского, мне они казались превосходными, хотя это были вполне посредственные ученические вирши — теперь-то, спустя годы, понимаю отчетливо. Кроме того, я переводил с немецкого Бехера, Гейне и даже перевел одно стихотворение Гёте. Две школьные тетради со стихами и переводами представлялись мне такой солидной заявкой, что двух мнений быть не могло — меня примут на поэтический семинар. Я стану поэтом. Да я уже и теперь поэт. В заводской газете я опубликовал стихи на производственные темы, очень бойкие, сатирические, ядовитые, и они имели успех. Писал легко и помногу. В каждом стихотворении было не меньше двух десятков куплетов. Словом, дело было в шляпе. Я отдал тетрадки без всякого волнения, как отдают продовольственные карточки в магазине для получения того, что положено. В виде довеска, совершенно необязательного, я прибавил к своим поэтическим творениям небольшой рассказ, страничек на двенадцать, под названием — бессознательно украденным — „Смерть героя“. Рассказ, как и стихи, был написан от руки чернилами, но не в тетрадях, а на длинных полосах бумаги, которая употреблялась на нашем цеховом складе для завертывания инструментов. Я сделал хороший запас этой бумаги еще год назад, когда работал в инструментальном отделе. Прошел месяц, в течение которого я написал еще не менее дюжины стихотворений, и пришел на Тверской бульвар за ответом. Секретарь заочного отделения Слава Владимировна сказала: „Стихи так себе, а рассказ понравился председателю приемной комиссии Федину“. На секунду я был потрясен: „Стихи … так себе?“ — „Да, стихи ваши… — Слава Владимировна, улыбаясь, подбирала слова, — не произвели впечатления. Но вы можете быть приняты на отделение прозы“.

Произошло странное: в следующую секунду я забыл о стихах и не писал их больше никогда в жизни! Куда девались мои бессонные ночи? Хмель, пыл, бормотание, любовь к Маяковскому? Впрочем, загадочно и другое: что можно было разглядеть в рассказе „Смерть героя“? Я думаю, что был принят в Литинститут потому, что работал на авиационном заводе и ходил в сапогах и ватнике. И потому, конечно, что в конце сорок четвертого года было слишком мало поступающих. Основная волна прихлынула на следующий год. Спустя тридцать лет, когда я сам имею дело с поступающими в Литинститут, могу сказать твердо: с такими рассказами, как „Смерть героя“, не говоря уже о стихах, я бы сегодня в институт не попал. Это не значит, правда, что не стал бы писателем. Тут одним словом не объяснишь и двумя фразами тоже, однако две фразы скажу. Когда меня спрашивают, нужен ли Литературный институт, я отвечаю: разумеется, нужен. Когда спрашивают, нужно ли, чтобы стать писателем, заканчивать институт, отвечаю: разумеется, не нужно» (Дружба народов, 1979, № 10, с. 186).

64

…на страницах журнала «Вопросы литературы» обсуждались ваши «московские» повести. — Речь идет о статьях литературных критиков В. Соколова «Расщепление обыденности» и М. Синельникова «Испытание повседневностью: некоторые итоги», а также о статье Ю. В. Трифонова «Выбирать, решаться, жертвовать», опубликованных в «Вопросах литературы» (1972, № 2) в ходе дискуссии о повестях «Обмен», «Долгое прощание», «Предварительные итоги».

65

Но вот недавно Евтушенко написал по поводу моего «Обмена» в театре на Таганке… — Статья Евг. Евтушенко «Беспощадность к беспощадности» опубликована в «Советской культуре» (1976, 6 июля).

В рецензии Ю. Скворцова «Семейная драма инженера Дмитриева» подчеркивается: «Конформист. Эту фигуру, это явление писатель Юрий Трифонов исследовал многократно. Но, пожалуй, именно в „Обмене“ выводы писателя наиболее точны и четки. Он обнажил в „Обмене“ широчайшую гамму полудействий, полупричин, полууступок, которые сами по себе почти безвинны, но в сумме своей становятся силой, толкающей таких, как Виктор Дмитриев, на настоящую измену, подлость, моральное преступление» (Труд, 1976, 26 июля). В библиографии составителя имеется около 30 материалов, анализирующих спектакль «Обмен» в театре на Таганке.

66

Речь идет о повести «Старик».

67

Книга одна — малоформатная, в мягкой красной обложке с черными силуэтами всадников — «Отблеск костра». Видимо, ее всегда хочется иметь под рукой. — Документальная повесть Ю. В. Трифонова «Отблеск костра» впервые опубликована в журнале «Знамя» (1965, № 2, 3). Первый отрывок из повести опубликован в «Литературной газете» (1963, 23 февр.). Затем отрывки печатались в книге «Комиссары» (М, 1964; М., 1967), в «Литературной газете» (1965, 6 ноября), в журнале «Смена» (1966, № 10). По мере этих публикаций Ю. В. Трифонов получил около 150 писем. Наряду с оценкой повести, автору присылались воспоминания о братьях Трифоновых, о событиях, которые описаны в повести, был уточнен ряд фактов. В дополненном и доработанном виде повесть «Отблеск костра» вышла в 1966 году в издательстве «Советский писатель». «Отблеск костра» — это документальная повесть об отце писателя В. А. Трифонове, его брате — Е. А. Трифонове, о революционных событиях в Петрограде, об организации Красной Армии, о гражданской войне и других событиях, связанных с деятельностью партии в годы становления Советской власти.

68

…упоминается прототип Мигулина — Миронов. — Выступая на пленуме совета по критике и литературоведению при правлении Союза писателей СССР, где обсуждались состояние и задачи исторической и историко-революционной прозы, Ю. В. Трифонов говорил: «Известна фигура деятеля гражданской войны, командарма Миронова… Мемуаристы долгие годы оценивали эту фигуру однобоко. И в то же время Шолохов, обращаясь к этой фигуре, не поддался искушению последовать общепринятой версии, которую отстаивали весьма влиятельные историки и мемуаристы. Хотя писатель и не располагал документами, известными нам сейчас, не читал последнего письма Миронова Ленину, интуиция большого художника предостерегла его от изображения Миронова как врага» (Вопр. лит., 1974, № 1, с. 61—62). Ю. В. Трифонов имеет в виду письмо от 8 июля 1919 года Ф. К. Миронова (1872—1921, командарм 2-й Конной армии) В. И. Ленину и М. И. Калинину, в котором говорилось о положении на Дону и действиях Л. Троцкого (см.: Бирюков Ф. Художественные открытия М. Шолохова. М., 1976, с. 76—78).

Несмотря на то, что в ответе писателя говорится о Ф. К. Миронове как прототипе героя романа «Старик» Мигулине, нам представляется, что последний — собирательный образ, в котором объединены судьбы Ф. К. Миронова и Б. М. Думенко (1888—1920, командир Сводного конного корпуса). В книге В. В. Карпенко «Красный генерал» (М., 1978, с. 571—575) приводится документ Военной коллегии Верховного Суда СССР от 27 августа 1964 года (Определение № 3н-0667/64), отменяющий вынесенный в мае 1920 года приговор в отношении Б. М. Думенко и членов его штаба «за отсутствием в их действиях состава преступления». В этой книге (и в книге «Тучи идут на ветер». М., 1977) анализируются провокационные действия Л. Троцкого, инициатора судов над Ф. К. Мироновым и Б. М. Думенко.

69

У меня сохранился уникальный дневник… — В архиве Ю. В. Трифонова хранятся копии общих тетрадей — дневник Павла Лурье (члена партии с 1917 года, дяди писателя по материнской линии), записи в котором велись ежедневно с 1917 по 1920 год. Кроме выдержек из дневника в повести «Отблеск костра», они печатались в «Литературной газете» (1965, 6 ноября) и в изложении были использованы писателем в романе «Старик» (М., 1978).

70

…вопросы задаются чаще всего доброжелательные, и чувствуется стремление понять нашу литературу, нашу жизнь, нашу борьбу. — Думается, будет уместно продолжить ответ Ю. В. Трифонова отрывком из его рассказа о поездке в США: «Как отвечал я на такого рода вопросы: говорил, что наша литература вовсе не занимается „славословием“, что в нашем обществе есть и недостатки, с которыми мы боремся, что литература призвана об этом писать, более всего о недостатках в душах людей, так сказать, в нравственной сфере — это главная материя искусства…» (Иностр. лит., 1978, № 6).

71

Да, конечно. Это А. Турков, А. Бочаров, Б. Панкин, Л. Теракопян… — Назовем лишь некоторые работы названных исследователей: Турков А. Быт, человек, история. — В кн.: Трифонов Ю. Избранные произведения. Т. 1. М, 1978; Турков А. Мера вещей. М., 1979, с. 73—91; Бочаров А. Восхождение (к 50-летию Ю. Трифонова). — Октябрь, 1975, № 8; Бочаров А. Энергия трифоновской прозы. — В кн.: Трифонов Ю. Повести. М, 1978; Бочаров А. Бесконечность поиска. М., 1982, с. 102—114; Бочаров А. Листопад (о романе «Время и место»). — Лит. обозрение, 1982, №3; Бочаров А. Контрапункт. — Октябрь, 1982, №7; Теракопян Л. Городские повести Ю. Трифонова. — В кн.: Трифонов Ю. Другая жизнь. М, 1979.

72

Знаете, мне надоело разъяснять свою точку зрения на этот вопрос, поэтому буду говорить резче, чем обычно… — Все нижеследующее рассуждение, заметно выпадающее из беседы и по теме, и по тону, вставлено Ю. В. Трифоновым в уже готовую запись: он дорожил любой возможностью откреститься от лавров «бытописателя» и попросил собеседника «подать мяч на удар». «Мяч» был «подан» («Недаром нашлись критики, которые записали вас в певцы быта»), удар произведен, после чего собеседник просигналил догадливым читателям, что не он был в данном случае мишенью («Ну, я за других критиков не ответчик и вспомнил о них кстати»). (Примеч. Л. Аннинского.)

73

…разучились читать книги. Я имею в виду критиков. Они разучились. — Отвечая на анкету «Писатели о критике», Ю. В. Трифонов говорил: «…Я думаю, что проблемы „литература — критика — жизнь“ в качестве какой-то загадки не существует. Что же тут загадочного? Ясно, что литература должна быть связана с жизнью, а критика обязана наблюдать за тем, как эта связь осуществляется. Писатель подобен пловцу в океане, совершающему марафонский заплыв: вода держит его и одновременно захлестывает и тянет на дно. Критик же плывет рядом в лодке и дает советы. Картина идеальная. Чаще, к сожалению, критик выступает не в роли тренера, а в роли судьи: только и следит за тем, чтобы не нарушил правил и не поплыл „по-собачьи“» (Вопр. лит., 1966, № 5).

74

…мы возвращаемся к вашей статье, с которой я и десять лет назад не был согласен. — Имеется в виду статья Л. Аннинского «Неокончательные итоги» (Дон, 1972, № 5) о повестях Ю. Трифонова «Обмен», «Долгое прощание», «Предварительные итоги». С автором статьи полемизировали также: В. Оскоцкий «Две нации, две культуры» (Вопр. лит., 1972, № 10), Ф. Кузнецов «Духовные ценности: мифы и действительность» (Новый мир, 1974, № 1).

75

…читаю вас с интересом, потому что всегда нахожу какую-то своеобычную мысль. — Думается, будет уместно привести здесь некоторые работы Л. Аннинского, касающиеся творчества Ю. В. Трифонова: «Спор двух талантов» (Лит. газ., 1959, 20 окт.); «Реальность прозы» (Дон, 1964, № 3); «Очищение прошлым» (Дон, 1977, № 2); «Юрий Трифонов» (на конверте грампластинки «Юрий Трифонов. Другая жизнь. Отрывки из повести. Читает автор»); «О людях, о жизни, об эпохе» (Вечерняя Москва, 1964, 11 июля); творчество писателя анализируется также в книгах Л. Аннинского «Ядро ореха» (М., 1965, с. 123—132) и «Тридцатые — семидесятые» (М., 1977, с. 197—227).

76

Россия не была подготовлена для осуществления их целей. — Ю. В. Трифонов неоднократно, когда речь в беседах заходила о романе «Нетерпение», говорил о главе «Нетерпимость» в книге А. Лебедева «Выбор» (М., 1980), отличающейся глубиной историко-литературного, философского анализа, широким использованием документов, отражающих эту эпоху России.

77

Исторические события «Тихого Дона» тесно соприкасаются с событиями, изображенными в моем романе «Старик». — Интересно отметить, что во время дискуссии о фактографической стороне «Тихого Дона» литературные критики (А. Ф. Бритиков, Ф. Г. Бирюков) ссылались на документы В. А. Трифонова — отца писателя, приводимые в повести «Отблеск костра» (См.: Рус. лит., 1968, № 2, 4; 1971, № 2; в кн.: Бирюков Ф. Художественные открытия Михаила Шолохова. М., 1976, с. 72—78). В. А. Трифонов был во время описываемых событий членом Реввоенсовета республики, комиссаром Донского экспедиционного корпуса.

78

…я работаю чад маленьким циклом рассказов, вернее, над циклом маленьких рассказов о моих заграничных поездках. — Цикл рассказов: «Вечные темы», «Кошки или зайцы?», «Опрокинутый дом», «Посещение Марка Шагала», «Серое небо, мачты и рыжая лошадь», «Смерть в Сицилии», объединенный общим заглавием «Опрокинутый дом», опубликован в журнале «Новый мир» (1981, № 7).

79

Когда иные из нынешних критиков упрекают меня: как же так, в пятидесятом году Трифонов написал «Студентов», тогда у него был один взгляд на мир, а в семьдесят шестом году он написал «Дом на набережной», вроде бы тоже о студенческих временах, но взгляд совсем другой… — Вероятно, речь идет о статье В. Кожинова «Проблема автора и путь писателя: на материалах двух повестей Юрия Трифонова „Студенты“ и „Дом на набережной“», опубликованной в книге В. Кожинова «Статьи о современной советской литературе» (М., 1982).

80

Впечатления детства — какие-то места, сверстники, события тех лет, — все это незабываемо. К этому я обращаюсь и еще долго буду обращаться. — В одном из интервью Ю. В. Трифонов говорил: «У каждого писателя есть один золотой запас, который однажды он должен потратить. Этот запас — его детство. Я давно думал написать о своем детстве, но все не решался приступить. Тем более что детство мое легло на годы сложные, трудные. Это было перед самой войной, а потом — и в войну… Я жил в Москве. У меня было много товарищей по школе. События разметали всех этих людей. Что из них получилось? Какой след оставила эпоха на их судьбах? Это меня очень занимало. Собственно, жизнь своего поколения — непременная тема литератора. У писателей, родившихся в деревне, пишущих о ней, есть понятие своей „маленькой родины“, „своего села“. Но и у нас, горожан, есть понятие „своего села“ — того маленького места в большом городе, где прошло его детство. Моя маленькая родина — это бывшая Софийская набережная, Каменный мост, переулки Замоскворечья. Эта тема тоже будет в романе. Во время войны я работал на одном из московских заводов. Мне было тогда 16—17 лет. И герой — тоже подросток. Но роман не автобиографичен. Просто в чем-то жизнь этого подростка похожа на мою. 1942—1943 годы, прифронтовая Москва — об этом многие страницы будущей книги. Какими годами я завершу ее? Пока не знаю…» (Лит. Россия, 1969, 7 марта). Роман «Исчезновение», о котором идет речь, был завершен в 1980 году и находится в архиве Ю. В. Трифонова.