Как слово наше отзовется… [сборник публицистических статей] - [69]

Мистер Бобсон — тема особого разговора. Его роль громадна: он один из творцов другого футбола, о котором говорилось выше, другой жизни. Он должен, стало быть, обладать талантом и могуществом бога Саваофа. Он обязан творить!

Главное свойство многих телекомментаторов, тех, которые вынуждены за отсутствием творцов нести эту непосильную для них ношу, то, что они здорово умеют раздражать.

Однажды я решил внимательно проследить за трансляцией футбольного матча по телевидению, чтобы понять, откуда, из чего, из каких мелочей накапливается раздражение. Транслировался первый матч в Лужниках. Играли «Спартак» и «Торпедо». То есть это был не заурядный футбол, а всесоюзное торжество, премьера в Москве. Сто три тысячи зрителей на трибунах, миллионы болельщиков — у телевизоров. Вел репортаж один из популярнейших спортивных комментаторов.

И вот в своей излюбленной манере, небрежно и весело, популярный комментатор начал репортаж. Я старый болельщик «Спартака». Матч меня волновал, и я приготовился к напряженному переживанию. «Дай бог, чтобы он ничем меня не раздражал! Не испортил бы… — то была невольная мольба болельщика, вдруг заслонившая задачу, которую я себе поставил как исследователь спортивного телерепортажа. — В конце концов можно заняться анализом раздражения на каком-нибудь другом матче!»

Но почти с первых минут популярный комментатор взялся за свое черное дело. Начал с того, что перепутал фамилии игроков. Ну, бывает! Каждый может ошибиться. Это по-человечески — ошибиться… Затем комментатор совершил явную оплошность, произнеся укоризненно во время назначения судьей штрафного удара:

— Ну за что же? По-моему, ничего не было! Но судье, как говорится, виднее…

Дело в том, что телевидение позволяет зрителям присутствовать на поле, видеть игроков вблизи, наблюдать все тонкости борьбы, выражения лиц и т. д. Прошло то время, когда радиокомментатору Вадиму Синявскому мы верили на слово. И когда у меня на глазах — был крупный план, видно замечательно четко — торпедовский защитник отчетливо зацепил ногой прорвавшегося Осянина, и тот упал, я судорожно возмутился репликой — «Ну за что же?». Вместе со мной возмутились миллионы телезрителей, которые видели так же хорошо, как я. Комментатор мог не видеть, он сидит высоко. Но, зная об этом, зная также, что не обладает орлиным зрением и что судья находится в тридцать раз ближе к игровому эпизоду, чем он, сидящий на верхотуре, он не имел право столь безапелляционно восклицать: «Ну за что же?» Раздражение стало расти.

Уже не желая того, тщась выкинуть из головы источник раздражения — голос комментатора, я невольно начал прислушиваться к нему, ловить все фонетические, грамматические и логические ошибки, которыми пестрела речь телезвезды. Все было кончено! Я больше не мог следить за игрой. Я переключился на комментатора, он поработил меня. С болезненным упорством я вслушивался в назойливый, высокий голос, отмечая все его промахи, ляпсусы, нелепости… Вот он произнес «играет значение» — от чего я вздрогнул, будто меня проткнули иглой. В другом случае я бы, наверное, пропустил милое выраженьице мимо ушей, но тут, когда во мне наболело и сочилось раздражением… Вот он спутал Янеца с Янкиным. Оговорка. И даже смешная! Но меня всего передернуло. Нет, я уже не воспринимал юмора.

Раздражение кипело. Я вскочил со стула и начал ходить перед телевизором. Тут он принялся читать что-то заранее заготовленное, судя по округлым и совершенно бесцветным  фразам, и это округло-бесцветное относилось к «истории встреч двух играющих команд». Мне казалось, что все это, именно в таких выражениях, я слышал много раз. Игра шла не ярко, счет был ноль-ноль. «Команды больше думают об обороне, чем… Я бы сказал, что встретились равные соперники… Но мяч, как говорится, круглый…» — вот что сопровождало бесплодную беготню на поле.

Мне пришла в голову мысль о том, что нулевой футбол находится в какой-то мистической связи с нулевым комментированием. Одно влияет на другое. Но, впрочем, это слишком смелая, если не сказать безумная, мысль, и я не берусь обосновывать ее подробно.

Популярному комментатору казалось, что он еще не добил меня. Тогда он произнес фразу, от которой я, как болельщик, весь напружинился:

— Да, кстати, — сказал он, — дублеры играющих сегодня команд встретились вчера на стадионе «Спартак» в Тарасовке. Игра закончилась…

Тут он умолк. Он, видно, следил за тем, что происходит на поле. Кто-то стал продвигаться к чьим-то воротам, и это заинтересовало комментатора. Он забыл, что начал говорить о дублерах. Происходившее на поле ему было гораздо интереснее, тем более что сам-то он результат матча дублеров знал. Прошло довольно много времени, прежде чем он заговорил вновь:

— Да, кстати, о дебютантах. Сегодня в «Спартаке» дебютирует молодой защитник Ловчев… Сейчас вы видели, как он…

После рассказа о Ловчеве он заговорил о другом дебютанте, вообще о дебютантах, затем сказал несколько добрых слов о ветеранах. Мне хотелось снять ботинок и запустить им в экран. Я метался между телевизором и телефоном, дико соображая: кому позвонить? Кто может знать, как сыграли дублеры? … Но вот мой мучитель вспомнил, что не закончил фразы, а может быть, кто-то из сидящих рядом напомнил ему, и очень непринужденно произнес: