Как сделать птицу - [14]

После этого он начал меркнуть, этот эффект Т-образного ремешка, и постепенно я снова превратилась просто в саму себя. Увядание эффекта Т-образных ремешков было страшнее, чем вы можете себе вообразить, потому что это означало, что я все время заблуждалась. Я думала, что, если бы у меня были такие сандалии, я бы была как все. Но дело было не в них. Не отсутствие таких сандалий делало меня тем, кем я была, а что-то другое. А это означало, что мне надо было продолжать поиск.

Единственным, что я знала наверняка, было то, что если я чего-то хотела, я хотела этого очень сильно.

Ну да ладно.

* * *

Я посмотрела на мужчину, на Джорджа. Он сидел почти лицом к лицу со мной, хотя между нами была грустная женщина. Он почесывал подбородок и хмурился. Его угольно-черные волосы были коротко пострижены, в манжетах были запонки. Он слегка подтянул рукав рубашки, чтобы взглянуть на часы. Женщина вздохнула и пожаловалась на жару, и на то, как жара заставляет ее чувствовать себя как-то затравленно, и как она понимает, что у нее никогда не было настоящего дома, и как ей нужен настоящий дом, но, похоже, Джорджу все это было уже неинтересно. Он отвел от нее таза и поверх ее плеча посмотрел на меня, будто знал, что я подслушиваю. Я быстро перевела взгляд на выцветший плакат с кенгуру. Но через минуту я снова посмотрела на мужчину, его взгляд был все еще направлен прямо на меня. В нем не было ни негодования, ни даже любопытства. Это был внимательный взгляд, адресованный мне напрямую. Он как бы совершал им по мне прицельный выстрел. Я отвернулась и больше на них не смотрела.

Глава седьмая

Однажды мы с Эдди видели извращенца. Мне тогда было всего тринадцать. Мы ждали автобуса на остановке. Это место всегда раздражало меня, я чувствовала себя как-то странно, когда надо было просто стоять у дороги и ждать. А как я говорила, меня совсем не устраивало ожидание, поэтому мне это давалось особенно нелегко. Там был навес из гравиевой смеси, окантованный коричневым бетоном. Он был так чертовски уродлив, что даже вызывал возмущение. Мы никогда не сидели под навесом, мы пристраивались неподалеку на стене или же стояли, прислонившись к ней. Если у Эдди было подходящее настроение, мы придумывали себе какое-нибудь развлечение, например бросались камнями в дорожный знак «Главная дорога».

В этот раз Эдди был в неподходящем настроении, и я стояла у стены, упираясь в нее ногой. Я то приближалась к стене, то отталкивалась от нее ногой — туда-сюда, туда-сюда — так, что у меня в голове начинал звучать определенный ритм. Подъехала машина, из нее высунулся мужчина и стал подманивать меня к себе согнутым пальцем. Эдди стоял у стены и о чем-то думал. Он не проявлял никакого интереса, поэтому я оттолкнулась от стены и направилась к машине. Сидевший в ней человек был немножко похож на мистера Тони из молочного бара: смуглый, с затуманенным взглядом, в хорошо отглаженной рубашке лимонного цвета. Я помню, что сунулась в открытое окно и в лицо мне ударил тяжелый запах, сравнить который с ароматом цветущих роз было бы большой натяжкой. Возможно, это была просто безобразная смесь застоявшегося запаха пота и табачного дыма, но этого было достаточно, чтобы я быстро отступила на шаг назад. Бывает, что человек в значительной степени зависит от своего носа. Мой нос раньше меня самой понял, что этот мужчина отнюдь не доблестный герой. Он спросил меня, знаю ли я, где находится дорога Мидлэнд Хайвей. Конечно, я знала. Это все знали. Она была совсем недалеко. Я принялась махать рукой, показывая, куда ехать, и объяснять, как туда лучше добраться, как вдруг снова почувствовала, что что-то во всем этом не так. Я замолчала и присмотрелась к мужчине.

Мужчина держал в руке свой член. Его ширинка была расстегнута, и оттуда торчала эта штуковина. Я не заметила этого сразу, потому что он был в трусах и потому что виднелся только самый кончик — бледный, как костяшки пальцев, когда крепко сожмешь кулак. Я взглядом подозвала Эдди, и он подошел, оттолкнул меня и заглянул в окно. Эдди стоял и глазел. Я снова заглянула туда же поверх плеча Эдди, просто чтобы убедиться, что это было то самое, о чем я подумала. Я знаю, что мне не следовало на него смотреть, но и сам мужчина тоже на него смотрел. Мы все на него смотрели, будто он был раненым животным. Мужчина, похоже, сдавливал его.

Эдди спросил, что ему надо. Мужчина ответил, что ищет Мидлэнд Хайвей, и предложил отвезти нас домой, после того как мы покажем ему дорогу. Он, видно, думал, что мы придурки. Даже в том возрасте я уже знала, что не следует садиться в машину к мужчине, особенно к такому мерзкому. Эдди мотнул головой и сказал мужчине, чтобы он проваливал. К остановке уже приближался автобус, и мужчина уехал. Эдди начал дико хохотать, и я тоже, потому что вообще-то это круто, когда случается такая мерзость.

— Ты видела? Он тискал его!

— Он извращенец.

— Надо было запомнить номер машины.

— Может, он насильник.

— Ага, ишь, думал, мы в машину полезем.

* * *

Эдди всегда должен был все рассказывать первым. Он был старше.

Когда мы вернулись домой, мама была в кровати. Но на этот раз не по-настоящему. Она просто лежала на застеленной кровати, но все же она была одета не так, как одеваются обычные мамочки. Она была в ночной сорочке, шелковой или атласной, жемчужного цвета, гладкой, как внутренность морской раковины, и по краям обшитой кружевом. Сорочка была маленькой и смотрелась очень элегантно. Мама не была похожа на воспитанницу пансиона для девочек. Непонятно было, зачем она надела такую прекрасную сорочку, когда ее все равно никто не видит. Она играла волосами и читала журнал.