Как разбудить в себе Шекспира - [4]

В современном театре идет борьба между двумя концепциями: театр как современное искусство и театр как музей. Современному искусству позволено многое, ему можно говорить современным языком о злободневном, давить на болевые точки, быть актуальным. Музею же этого не позволено – он должен быть консервами, не задевать, не дотрагиваться, не будоражить. По сути, спектакль-музей должен быть как «Старые песни о главном» – всем давно известное, всем понятное, ожидаемое, вызывающее благоговение, как икона. Театр-музей постепенно превращается в караоке-клуб для режиссеров: вот так я спою эту песню, а вы пели чуть-чуть по-другому, чуть выше или чуть ниже, в немного другой манере. Театру-музею достаточно иметь примерно 50 хитов, чтобы бесконечно их перепевать: несколько пьес Чехова-Островского-Шекспира-Вампилова-Володина, один Беккет с Ионеско, ну, и Куни-Камолетти, конечно. Если надоест – есть же проза, режиссер сам пишет себе инсценировку – и вуаля! – красиво, благородно, значительно. И безопасно – в наше время оскорбленных и доносящих групп граждан.

Я за то, чтобы цвели все цветы. Пусть в театре будут спектакли а-ля «Нарву цветов и подарю букет той девушке, которую люблю» и на другой день – «Найн инч нейлз». Пусть раздают консервы, но предложат всем желающим и высокую кухню тоже. Многие театры поняли, что говорить современным языком о своем времени, держать руку на пульсе – это способ расширить аудиторию и выжить, ведь в театр приходит «свежая кровь»: молодежь, люди с активной жизненной позицией.

Барьеры

Как-то после одного короткого и бесплатного для аудитории мастер-класса ко мне подошел человек с претензией: «У вас про психологию, а я хотел про драматургию». Я тоже хочу прийти куда-то на полтора часа и выйти уже с профессией. Даже день готова потратить. Например, зашла с базовым немецким, а вышла уже со свободным.

Почему это не работает? Ну, во-первых, помните про десять тысяч часов, да? Которые надо потратить, чтобы начать что-то делать профессионально. Вот эту истину я бы преподавала с первого класса и довольно жестко: мыть руки, чистить зубы минимум два раза в день и десять тысяч часов на ремесло/навык/занятие. Только сюда не входит то время, которое вы слушали теорию, сюда входит только то время, которое вы работали – пиликали на скрипке, рисовали, бегали, строгали или, как в нашем случае, писали пьесу.

Во-вторых, наивное представление о том, что можно писать художественные тексты отдельно от своей души, от себя, просто на голом ремесле, разбивается о реальность. Нет, не залезая в психологию, в глубину, в человека, в себя, невозможно достичь сносного качества текста. Не интересны люди? Не идите в профессию писателя. Не разбираетесь со своей жизнью, с собой? Лучше пойти выучиться на ландшафтного дизайнера. Хотя хороший ландшафтный дизайнер – это тоже про психологию.

В-третьих, масса людей сворачивает с писательского пути по чисто психологическим причинам: не верят в себя, в профессию, в то, что это кому-то нужно. Обесценивают, соответственно, и себя, и профессию, и запрос общества на искусство. Это как прийти в секцию футбола и не верить ни в Криштиану Рональду, ни в свою ногу, и уйти со второй тренировки, даже не попытавшись.

Зачем вообще говорить о мотивации? Вы держите в руках эту книгу, вы потратили на нее деньги – недостаточно мотивации, что ли? Недостаточно. Оказывается, многие люди считают, что все можно купить, и за стоимость книги как бы автоматически приобрести и мотивацию написать пьесу.

Поэтому давайте пройдемся по самым вредным ограничивающим убеждениям, которые стоят между вами и новой пьесой.

Настоящие писатели знают о своем призвании с рождения, кого я обманываю

Когда юристу Анри Матиссу было 29 лет, он попал в больницу с приступом аппендицита. Мама принесла ему краски и открытки, чтобы было не скучно болеть. И Анри так увлекся рисованием, что после больницы начал серьезно учиться живописи – записался в школу. Теперь его картину можно купить за 32 млн евро, если повезет.

Домохозяйка Астрид Линдгрен, как и положено человеку ее пола в Швеции середины прошлого века, занималась семьей и воспитанием детей, но немного сочиняла для семейных журналов и рождественских календарей. А что случилось с промежутке с 1944 года по 1950-й, когда Астрид было уже 38–43 года? Она сочинила и опубликовала трилогию о Пеппи Длинный чулок, две повести о детях из Бюллербю, три книжки для девочек, детектив, два сборника сказок, сборник песен, четыре пьесы и две книжки-картинки. Кстати, раньше от женщины никто и никогда не ждал карьеры писателя, и все эти яркие и талантливые писательницы – Джейн Остин, Мэри Шелли, Жорж Санд, Шарлотта Бронте, Эмили Бронте, Вирджиния Вульф, Агата Кристи, Маргарет Митчелл, Сельма Лагерлеф, Урсула Ле Гуин, Харпер Ли – занимались литературой вопреки всему.

Умберто Эко опубликовал свой дебютный роман «Имя розы», когда ему было 48 лет. Грэгори Дэвид Робертс стал писателем в 51 год одновременно с публикацией «Шантарам». Марио Пьюзо написал «Крестного отца» в 49, за 40 было и дебютанту Борису Акунину. Пятидесятилетний бизнесмен Грэм Симсион продал свой IT-бизнес и пошел учиться creative writing, не имея никакого писательского опыта даже в качестве редкого хобби. Когда Грэму Симсиону было 56, роман «Проект Рози» завоевал издательства по всему миру.