Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому! - [7]

— Я и сама могу все приготовить! — тут же вызвалась Сонька.

— Да? — с сомнением посмотрела я на нее.

— Я люблю готовить! — уверила она меня. — И вообще — приятно будет вам помочь, все не нахлебницей у вас буду жить.

— Ты — не нахлебница, а родственница, — наставительно сказала я.

— Тогда тем более говорите, где кухня! — улыбнулась она.

— Из холла одна из дверей ведет на кухню. Вернее, это столовая, кухня дальше, смежная с ней, но думаю, что разберешься.

— Найду! — кивнула она.

Дэн дожевывал на кухне круассанчик и с интересом читал Men's Health.

— Послушай, — я села напротив него и вздохнула, — как тебе Сонька?

— Да ничего, вроде, но вот медовый месяц она нам подпортит, — отозвался он. — Впрочем, я уже продумал. Будем снимать номер для новобрачных в отеле несколько раз в неделю. Так даже романтичнее, верно?

— Верно, — с облегчением улыбнулась я. — Только имей в виду — не дай Боже на Соньку взглянешь с интересом.

Он отложил в сторону журнал, посмотрел на меня долгим взглядом и, наконец, сказал:

— Магдалин, я не страдаю педофилией.

— Наше дело — предупредить, — пожала я плечами. — Я с тобой честна. И прямо говорю — что не переживу, если ты еще кем-то увлечешься.

— Мадемуазель ревнива? — светски осведомился Дэн.

Глаза его при этом смеялись.

— Мадемуазель ЖУТКО ревнива, — наставительно ответила я.

— А почему я этого раньше не замечал? — слегка разочарованно спросил он. — Я уж было, подумал, что тебе все равно.

— Так раньше повода не было!

— И не будет! — твердо пообещал он и полез целоваться.

— Теть Магдалин… ой!

Мы резко отпрянули друг от друга и покосились на дверь. Там, вся пунцовая, стояла Сонька и пялилась в пол.

— Что, София? — слегка кашлянув, спросил Дэн.

— Да я в ванную пошла, а там ни шампуня, ни мыла, — тихо проговорила она.

— Сонь, там все в шкафчиках лежит, неужели ты их не заметила? — жалобно сказала я.

— Заметила, — прошептала она. — Только рыться не стала — чужой ведь дом, еще чего…

Я аж застонала от такой простоты.

— Соня!!! Все что в комнате и в ванной — все твое, ясно? И, надеюсь, ты у меня не будешь спрашивать, можно ли включить телевизор или лечь в кровать, ладно?

— Ладно, — пискнула она и исчезла.

Мы с Дэном переглянулись.

— Намечаются непредвиденные трудности, — заметил он. — Может, переселимся в мой коттедж?

— А Соньку одну тут оставим? — мрачно ответила я. — Не выход. Девчонка еще одна жить явно не умеет.

— Может, ей квартиру тогда купить?

— Думала, — вздохнула я. — Говорю ж, девчонка несамостоятельная. Молодая. Как такую одну оставить?

— Тогда, может быть, мать твоя ее к себе возьмет? — осторожно предложил он.

Я посмотрела на него как на идиота, ей-богу.

— Ясно, — без слов понял он.

— Слушай, я вот одного понять не могу — как молодые семьи живут с родителями в одной квартире? — задумчиво произнесла я.

— Скоро мы нечто подобное выясним, — скрипнул он зубами.

— Собирайся, чадо, — вздохнула я, вставая. — Пошли погуляем.

Гулять мы с ним любили. Было в этом нечто чудесное — взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой цифровой фотоаппарат и приставал к прохожим — сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Еще он постоянно тыкал меня — мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я б тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание — рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.

Я так и не поняла — сам он меня любит — или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я — здравая девушка, и понимаю, что я некрасива. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…

Очень бы хотела…

Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:

— Ну что, дед Минь, как дела?

— Да ничо, — в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. — Сама как?

— Сама трудится, — пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.

— Опять? — скривился он.

— Дед Минь, ну ты ж знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, — заверила я его.

На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.

— Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, — вздохнул дед. — Но уж очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.

Дэн заржал.

Я хмуро на него посмотрела.

— А чего? — сквозь смех сказал он. — Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.

Я пристыжено заткнулась.

— Ладно, дочка, не печалься, — похлопал меня дед Миня по плечу и храбро принялся жевать ватрушку.

— Я если что — визит к стоматологу оплачу, — тревожно глядя на него, пообещала я.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он. — С утра не жрамши, не до хорошего. Попить будет?

— Дэн, — посмотрела я на любимого.