Как путешествовать с лососем - [8]

Но у меня нет времени ехать в Алессандрию, особенно без машины, поэтому я опять пошел недозволенным путем: позвонил однокласснику по лицею, который стал Важным Человеком в финансовых кругах нашего города, и попросил его позвонить в инспекцию автомобильного транспорта. Но мой одноклассник принимает совсем уж бесчестное решение и звонит напрямую Важному Человеку в инспекции автомобильного транспорта, который говорит ему, что такие сведения они вправе сообщать только карабинерам. Думаю, читатель вполне представляет себе, какой опасности подверглись бы устои нашего общества, если бы номер моих водительских прав сообщали каждому встречному и поперечному; Каддафи и КГБ только этого и ждут. Разумеется, такие сведения надо держать в строжайшей тайне.

Снова заглядываю в прошлое, нахожу другого одноклассника, который стал Важным Человеком в одном ведомстве, но предупреждаю его, чтобы не обращался к важным людям в автотранспортной инспекции, потому что дело это небезопасное и для его расследования могут образовать специальную парламентскую комиссию. Лучше бы, как мне кажется, обратиться к какому-нибудь не очень важному человеку, например к ночному сторожу, который, если удастся его подкупить, возможно, согласится ночью покопаться в архивах. К счастью, Важный Человек в одном ведомстве сумел найти в автотранспортной инспекции человека средней важности, который согласился помочь ему совершенно безвозмездно, поскольку регулярно читает журнал «Эспрессо» и единственно из любви к культуре решился оказать эту небезопасную услугу своему любимому обозревателю (то есть мне). Не знаю, что предпринял этот смельчак, но на следующий день я узнал номер моих водительских прав. С позволения читателей я не буду разглашать этот номер — у меня семья.

Получив номер (который я теперь записываю на всем, что попадется под руку, и храню в сейфе на случай возможной кражи или утери) и отстояв еще несколько очередей в миланскую автотранспортную инспекцию, я предъявляю его недоверчивому чиновнику; а тот с улыбкой, в которой уже не осталось ничего человеческого, сообщает мне, что, помимо номера самих прав, я должен еще предъявить входящий номер папки, где был указан номер прав, когда в далекие пятидесятые годы власти города Алессандрии переслали его миланским властям.

Я в очередной раз обзваниваю бывших одноклассников, и в итоге бесстрашный человек средней важности, который однажды уже многим рискнул для меня, снова берется за дело, совершает десяток-другой преступлений и добывает информацию, столь вожделенную для карабинеров, — входящий номер папки (который я тоже не намерен разглашать: как известно, и у стен есть уши).

Опять иду в инспекцию и, потратив всего пару-тройку дней на стояние в очереди, узнаю, что через две недели мне вручат некий документ, заменяющий права. И вот, уже в середине июня, я наконец-то получаю бумажку, в которой сказано, что мною подано заявление на получение водительских прав. Очевидно, у инспекции нет специального бланка для документа, временно заменяющего утерянные права, и я, садясь за руль, должен брать с собой эту бумажку. На всякий случай я решил сначала показать ее офицеру дорожной полиции и спросить, разрешено ли мне теперь водить машину. Этот симпатяга огорчил меня, дав понять, что, если он поймает меня за рулем с этой бумажкой, я пожалею, что родился на свет.

Я и в самом деле пожалел об этом, вернулся в инспекцию и, проведя в очереди еще несколько дней, узнал, что выданная мне бумажка была, так сказать, всего лишь прологом; теперь мне надо ждать получения следующей, в которой будет сказано, что мне, утерявшему права, разрешается водить машину до получения новых прав, поскольку городские власти установили, что раньше права у меня действительно были. Собственно, этот факт известен уже всем, от голландской полиции до итальянской, и даже самой автотранспортной инспекции, только она не хочет сказать об этом ясно и четко, хочет сперва хорошенько все обдумать. Заметьте: все, что инспекция могла бы пожелать узнать, — это ровно то, что она уже знает, и, сколько бы она ни думала, ничего нового ей узнать не удастся. Ладно, ничего не поделаешь. В конце июня прихожу опять, спрашиваю, как там дела с бумажкой номер два, но, похоже, подготовка такого документа — процесс весьма трудоемкий, и в какой-то момент я готов был в это поверить, потому что у меня потребовали массу документов и фотографию: очевидно, эта бумажка должна быть вроде паспорта, на бумаге с водяными знаками и всякое такое.

В конце июня, истратив кучу денег на такси, я решил сделать еще один ход конем. Обратился в редакции газет и журналов с письмом, в котором описал мою ситуацию и спросил, не может ли кто-нибудь мне помочь: ведь я, между прочим, разъезжаю на машине не просто так, а для общей пользы. С помощью редакций миланской газеты «Репубблика» и журнала «Эспрессо» мне удалось связаться с пресс-секретариатом префектуры полиции; там я нашел одну милую даму, которая изъявила желание наняться моим делом. Эта милая дама даже не подумала нюнить по телефону, ей достало мужества собственной персоной явиться в инспекцию и проникнуть в святая святых, куда простым смертным доступ закрыт, в лабиринт кабинетов и стеллажей, переполненных папками, которые валяются там с незапамятных времен. Не знаю, что сделала эта дама (я слышал приглушенные крики, стук падающих папок, из-под двери выползали тучи пыли). Наконец дама выходит, держа в руке бланк из желтой бумаги, очень-очень тонкой, как на квитанциях о штрафе, которые парковщики подсовывают под «дворники», форматом девятнадцать на тринадцать сантиметров. На бланке нет фотографии, он заполнен от руки, перьевой ручкой, дешевыми чернилами, которые оставляют кляксы, волоски и расплываются на рыхлой бумаге. Гам есть моя фамилия и номер утерянных прав, а также стандартный текст на машинке о том, что настоящий документ заменяет «вышеупомянутое водительское удостоверение», однако срок его действия истекает двадцать девятого декабря (дата явно выбрана с таким расчетом, чтобы жертву можно было застигнуть врасплох на зимнем курорте в Альпах, на дороге, вьющейся по горному склону, желательно в снежную бурю, вдали от жилья, чтобы дорожной полиции было легче произвести арест и применить пытки).