Как подготовить детей к будущему, которое едва можно предсказать - [81]

На каком-то уровне любое общение всегда похоже на «испорченный телефон», игру, популярную у детей всего мира. Известно множество ее названий: «русский скандал», «китайский шепот», «сплетни», «передай сообщение», «шепот в переулке». Как бы она ни называлась, она демонстрирует, как мелкие недоразумения могут быстро перерасти в большие ошибки. Представьте себе игру с точки зрения макроперспективы – рассмотрите все образы, слова и истории, с которыми люди сейчас сталкиваются, интерпретируют их и передают другим. Во всем мире насчитывается более 4 миллиардов пользователей интернета, и каждый из них проводит в среднем шесть часов в день, используя устройства, которые позволяют осуществлять эту странно диссонирующую связь. Вещи могут быстро запутаться настолько, что легко представить, как Всемирная паутина лихо плетется хитрым и коварным пауком. Мы стали глобальным сообществом, но нам еще предстоит распутывать все потенциальные интеллектуальные, социальные и эмоциональные узлы.

Эмпатия включает в себя нечто большее, чем просто контакт, тем более что цифровые технологии часто упрощают быстрые, но диссонирующие взаимодействия.

Эта проблема становится еще более острой, когда речь идет о воспитании детей. Чтобы жить и процветать в этом новом мире – противостоять его уникальным фрикциям и приспосабливаться к ним, – современным детям нужно будет развить способность к новому виду эмпатии.

История эмпатии

Наши дети играют в самую сложную в мире версию «испорченного телефона». И им стоит знать, что слышать – не значит слушать, особенно если сплетничать с помощью гиперсвязанных цифровых инструментов.

Чтобы точно трансформировать услышанные данные в информацию и знания, они должны понимать условия быстро меняющегося геополитического климата. Чтобы найти продуктивные способы внести свой вклад в глобальную экономику, им нужно видеть себя в качестве управляющих взаимосвязанного международного сообщества. Новый контекст требует, чтобы они относились к разнообразию с пониманием, терпимостью и уважением. Но для этого им нужно закрепленное чувство уверенности в себе, чтобы справиться с мутной двойственностью постоянного контакта. Они должны знать, как поддерживать обособленные и индивидуализированные способы существования, одновременно применяя стандартизированные и единообразные средства связи. Они должны сохранять различные семейные и культурные системы ценностей, а также учитывать туманную и расплывчатую реальность цифрового мира. Речь идет о том, что нужно позволить очагу информировать агору. Это и есть основа нового вида эмпатии.

Эмпатия как концепт, с которым мы знакомы, – изобретение XX века. Слово имеет древнегреческие корни, но оно не употреблялось до 1909 года. Психолог Эдвард Титченер использовал его как перевод немецкого термина «Einfühlung», что означает «вчувствование». Сначала эмпатия описывалась в терминах «моторной мимикрии» – физической реакции на сенсорные стимулы других людей. Когда я съеживаюсь, потому что мой сын обдирает колено, или улыбаюсь, когда он рад впечатляющему достижению, – это как раз то, что философы описывали как моторную мимикрию. Я проецирую свои чувства на его опыт. Я наблюдаю за физическими сигналами, такими как выражение лица, а затем имитирую его внутреннее состояние.

Похожим образом в 1990-х годах нейробиологи, работающие с макаками, обнаружили, что идентичная мозговая активность может происходить в ответ на чьи-то физические действия. Теория заключается в том, что если я наблюдаю за тем, как кто-то ест хумус и питу, часть моих нейронных связей будет идентична синапсам того человека, даже если я сам ничего не ем. Зеркальные нейроны будут срабатывать как для испытуемых, так и для наблюдателей одновременно. Мне не нужно думать или целенаправленно пытаться это сделать, все происходит автоматически. Это явление не основано на моей интеллектуальной способности распознавать и размышлять о том, как мы похожи, поэтому оно называется «пререфлексивной мимикрией».

Сначала исследователи полагали, что зеркальные нейроны могут стать объяснением социальной эмпатии. Они предположили, что мы склонны к внутривидовому контакту, потому что зеркальные нейроны позволяют нам распознавать существенные сходства, которые делают всех людей одинаковыми. Но на данный момент это шаткое доказательство. Мы даже не уверены, что у людей зеркальные нейроны работают так же, как у макак. Нейровизуализация последовательно связывает поведение и реакции, которые обычно ассоциируются с эмпатией, с активностью определенных областей мозга. Тем не менее исследователи пока не нашли убедительных доказательств тому, что субъективное (от первого лица) переживание боли на самом деле активирует те же области человеческого мозга, что и объективный (от третьего лица) опыт ее наблюдения. Так что это доказательство вряд ли является убедительным.

Проблема скорее в том, что понятие эмпатии не может быть четко определено. Оно зависит от контекста. Социальные и культурные факторы определяют, какие виды поведения мы считаем эмпатическими. Наиболее распространенное понимание эмпатии продолжает черпать свою философскую основу из концепции «вчувствования» индустриальной эпохи, которая всегда была связана с преобладающими технологиями конца XIX и начала XX веков. Тогда ученые и натурфилософы были охвачены идеями Просвещения, возникшими примерно в 1500-х годах, когда Ньютон, Коперник, Галилей и Декарт ввели понятие «эмпиризма». Заимствуя слово из греческого ε μπειρικος («empeirikos»), что означает «опытный», они увидели целую вселенную, которая может быть описана как состоящая из дискретных единиц, взаимодействующих через наблюдаемые причинно-следственные связи: законы природы, которые действуют в эффективных линейных последовательностях, как зубцы в часовой башне.