Как память - [55]

— О боже мой, — прошептала Блисс. Затем её ладонь коснулась моей руки, и я вздрогнул. Отошёл в сторону. Не сейчас. Сейчас она не может прикасаться ко мне. Она по-прежнему не знает всего. Всего того, что будет вечно преследовать меня.

— Беременна. Она была на четвёртом месяце беременности. — Я сглотнул желчь в горле. — Моим ребёнком. Он был слишком мал и неразвит, чтобы выжить вне её тела. Они не смогли спасти его. Она рано отпустила персонал. Сказала, что собирается насладиться тихим вечером. Её мачеха, забеспокоившись, пришла домой, когда домработница позвонила ей и сказала, что Октавия выпроводила всех. — Я задержал дыхание. И снова сделал глубокий вдох.

— Нейт, — тихо сказала она, и в её голосе слышалась неподдельная печаль. Это не пытка, которую я буду испытывать всю оставшуюся жизнь, или ночной кошмар, который я буду ежедневно прокручивать в своей голове. Но я знал, что она поняла.

— Это был мальчик. — Я должен был закончить. Вытащить всё наружу. Признать, что у меня был сын. Тот, которого у меня забрали. Тот, с которым у меня не было возможности познакомиться. Тот, у которого не было шанса прийти в этот мир. Его мать сделала этот выбор за него. Считая этот мир слишком холодным местом и желая покинуть его, зачем она вынашивала этого ребёнка?

Наступило молчание. Сказать было нечего.

— Значит ты уезжаешь. Насовсем. — Это не вопрос. Она просто подтверждает то, что и так знает.

— Да.

Я бросил на неё взгляд. Слёзы скатывались по её лицу, она оплакивала потерянные жизни. Это образ Блисс будет последним, который останется у меня. Развернувшись, я ушёл. Уехал из Си Бриза. Уехал от счастья. Уехал от жизни, которую никогда не заслужу.

Подойдя к парковке, я заметил знакомый чёрный G-Wagon, который принадлежал моему отцу. Он вышел со стороны водительского места, а мой дядя Грант — со стороны пассажирского. Они оба посмотрели на меня, затем отец направился ко мне.

Когда его руки обняли меня, я снова стал пятилетним мальчишкой, а его объятия стали моим безопасным местом. Но в этот раз папа не мог облегчить мою головную боль.

— Грант отгонит твой внедорожник. Садись в мою машину, — хрипло сказал он. Ему тоже больно. Во всём виноват я. Я. И моя эгоистичная потребность в женщине.

Глава Двадцатая

БЛИСС ЙОРК

Казалось, будто мои эмоции воюют друг с другом, сражаясь за победу. Чтобы выяснить, кто из них сильнее. Не уверена, как вернулась с пляжа в свою квартиру. Я не помню. Мои мысли были наполнены болью, печалью, неверием, и я ничего не могла с этим поделать. Ничего не могла сказать.

Он не хотел моих утешений. Не было правильных слов, которые я могла бы сказать ему. Не было возможности умолять его не уезжать. Позволить мне помочь ему скорбеть. Я не могла скорбеть за него. Это был удар. Глубокий и жестокий. Я сталкивалась со смертью. И, пока я стояла с ней лицом к лицу, я переживала за тех, кого оставлю. За боль, которую причиню. Мне приходилось бороться, даже когда я не была уверена, что должна продолжать борьбу, потому что я не собиралась позволить им пережить мою смерть.

Но Нейт… ему придётся пережить не только смерть своего ребёнка, но и ужасную трагедию. Ту, которая ранит его так, как я и представить не могу. Я бы хотела быть там, вместе с ним. Мне было ненавистно отпускать его. Но он не хотел меня рядом.

Думать о себе и о своей потере неправильно. Я не буду этого делать. Не буду переживать за себя. Из-за того что любила мужчину и потеряла его. Когда у него не было даже возможности обнять своего сына. Я оплакиваю это, но я оплакивать и его. Не потому что сама потеряла его, а из-за того, что потерял он. Я люблю Нейта Финли, даже если это и односторонняя любовь. Для меня этого достаточно. Я знаю, что такое любовь. Мне удалось дважды ненадолго испытать это чувство. И оба раза с ним.

Дверь открылась, и за ней стоял Элай. Выражение его лица было озадаченным и обеспокоенным.

— Я видел, как он уехал с двумя мужчинами. Один повёз его, другой — его внедорожник. У него была спортивная сумка. Ты в порядке? Что он сделал?

Я просто стояла на месте, пытаясь сосредоточиться. Зная, что должна хоть что-то сказать Элаю, но моя душа была настолько сломлена, что было больно даже думать. Стоять. Говорить.

— Клянусь богом, я отслежу его жалкую богатую задницу и набью ему морду! Что он сделал? — Элай был зол. Волновался, что Нейт причинил мне боль. Он причинил, но у него не было выбора. Ему намного больнее. Я понимаю это.

— Октавия повесилась, Элай. И она была беременна его сыном.

Злость Элая сдуло, словно пламя свечи. Его лицо стало непроницаемым, а затем ужас моих слов отразился в выражении его лица.

— Святое дерьмо, — прошептал он.

— Он уехал. — Эти два слова не могли сказать всё, но и не должны были. Элай знал. Нейт уехал и не вернётся. Я чувствовала себя ужасным человеком, просто скорбя о его потере. Что потеряла его ещё до того, как мне удалось насладиться любовью к нему.

Руки Элая обняли меня, и, как только я оказалась в его объятиях, я позволила боли вылиться наружу. Я рыдала из-за всего того, что потерял Нейт. Того, чего не будет у него, и того, чего никогда не будет у нас с ним.