Как опасно быть женой - [42]

Это, конечно, помогает охладить любителей клубнички, но по сути своей неправда. И не только потому, что Бентли может похвастаться самым большим в мире собранием порнографических фильмов и журналов. Наш институт издавна был ареной сексуальных скандалов – со времен самой Элизы Бентли, которая, по слухам, каждый год выбирала из нового урожая стажеров молодых любовников обоего пола. В конце шестидесятых в Бентли устраивались “Вечера ключей” для высшего руководства и меценатов. Насмотревшись эротических фильмов и изрядно наклюкавшись, они бросали ключи от своих домов в медную урну и в результате оказывались в постели с чужими супругами. (Никогда не понимала этой игры. Как узнать, где чей ключ? Что делать, если вытащишь из урны собственный? И как быть, если тебе достанется такой урод, что лучше удавиться, чем спать с ним?) Семь лет назад уволили предшественника Лесли, Хорхе Батунгу. Группа будущих студентов с родителями, осматривая кампус, застукала его в леске за последним корпусом, Народным залом: он развлекался со своим секретарем (мужчиной, надо сказать). Сама Лесли не далее как в прошлом году тоже попала в историю: ляпнула журналисту, не для протокола, что предпочитает чернокожих парней. “Знаете, говорят, он у них огромный? Так ведь не врут!”

В коридоре раздаются глухие шаги. Вот так. Один телефонный звонок – и восхитительный Эван Делани у меня в кабинете. Всего пару минут назад он спокойно сидел в своей комнате через двор, а теперь он здесь, потому что я его позвала. Быстренько с головой ухожу в изучение инструкции к кофеварке (не включать в ванной). Эван переступает порог.

– Вижу, я не ошибся. – Он, улыбаясь, легко машет мне рукой и неторопливо входит в комнату. Осматривается. – Уютно. – Идет к моему столу, тихо шурша табачными брюками из крупного вельвета, опускает свое большое тело в вертящееся кресло из искусственной кожи и подкатывается ко мне. – Над чем работаем?

В комнате сразу становится тесно, жарко, и воздух искрится электричеством, как одежда в сушилке, когда забываешь антистатические салфетки.

– Да так, ерунда. – Я сейчас лопну от напряжения. Голос срывается, руки холодны, как синие упаковки со льдом, которые я кладу в детские завтраки. – Пишу всякую чушь для каталога.

Он протягивает руку к фигуркам на моем столе:

– Можно?

Это щедро одаренный природой мужчина и улыбающаяся женщина; отдельные, но соединяющиеся в трех позициях: миссионерской, собачьей и “69”. Выточены из слоновой кости в мельчайших подробностях и датируются эпохой династии Цин.

Я слежу за тем, как распахиваются глаза Эвана, когда до него доходит смысл сей маленькой головоломки.

– Хм-м.

– Сначала я их описываю, а потом мы делаем фотографии. Слава богу, уже почти все.

Я жду, что он начнет складывать фигурки тремя способами, но Эван оставляет все как есть: мужчина по-борцовски обнимает свою подругу за спину.

Эван аккуратно ставит фигурки обратно на стол. Я вздыхаю:

– Двести одиннадцать экспонатов, по пятьдесят слов на каждый. Итого десять тысяч пятьсот пятьдесят слов.

– Вы так говорите, будто это скучная работа. Вроде… я не знаю… инвентаризации запчастей.

Его слова – как укус слепня: не очень, но все-таки больно. Эван раскрыл мой самый страшный секрет: я зануда. Посади меня в зал, полный произведений эротического искусства, и я начну подсчитывать общую выставочную площадь. Я работаю в научно-исследовательском институте человеческой сексуальности, но могла бы с тем же успехом сортировать анодированные гвозди в скобяной лавке. Муж не замечает меня со времен “Ванессы”, и теперь я знаю почему. Мне никогда не подняться выше перекладывания бумажек в знаменитом на весь мир институте. Иначе говоря: если вы за сексом, то не по адресу.

Эван листает черновик нашей с Лесли статьи – я провожу исследования и пишу, а она ставит на обложке свою фамилию (16 кеглем) над моей (12 кеглем).

– О чем это?

– О моем новом проекте. Знаете “Камасутру”?

– Конечно. В смысле, знаю про нее. Слышал. Но содержания не знаю. То есть частично наверняка знаю, что и как… черт, в общем, вы понимаете.

Эван побагровел, и я, конечно, тоже, но он такой милый и сексуальный, что просто кричать хочется.

Я с трудом отвожу от него глаза и рассеянно листаю рукопись.

– Многие полагают, что “Камасутра” – нечто уникальное, но в действительности аналогичные пособия были и раньше.

– Например?

– “Техника секса” китайского императора Хуанди. “Коки Шастра”, “Ананга Ранга”, “Камалед-хиплава”. Вы удивитесь, но секс изобрели не мы.

– Не мы?

– Не мы с вами. – Я снова краснею. – Вернее, не современные люди. Хиппи там, доктор Рут [16], “Радости секса” и прочее.

Эван тычет пальцем в ранний перевод “Камасутры” у меня на столе, верхний в стопке книг. Я беру его, провожу пальцем по золоченому названию и передаю Эвану.

Он открывает наугад, недолго читает, смеется.

– Ого. О-ого! Фантастика. Слушайте. “Есть десять ступеней любви. Любовь глазами.” – Это, полагаю, когда вы не можете оторвать от нее глаз. – Эван смотрит на меня, и мне приходится отвести взгляд, чтобы не потерять сознание. – “Душевная привязанность, постоянная рефлексия, нарушение сна, телесное истощение…”