Как ненасилие защищает государство - [4]

Движение за гражданские права в США — один из наиболее важных эпизодов в пацифистской истории. Во всём мире люди видят в этой борьбе образец ненасильственной победы. Но, как и другие примеры, обсуждавшиеся здесь, этот не исключение: борьба не была ни победной, ни ненасильственной. Движению удалось добиться отмены сегрегации де-юре и расширить тонкую, мизерную прослойку чёрной буржуазии, но большинство участников движения хотели не только этого.[12] Они хотели полного политического и экономического равенства, многие также хотели освобождения чернокожих в виде чёрного национализма, конфедерации чёрных общин или какой-либо другой формы независимости от белого империализма. Ни одна из потребностей не была реализована: ни равенство, ни тем более освобождение.

Цветные по-прежнему имеют в среднем более низкие зарплаты, меньший доступ к возможности решения жилищных проблем и к медицинской помощи, и бо́льшие проблемы со здоровьем, чем белые люди. Де-факто сегрегация по-прежнему существует.[13] Политического равенства по-прежнему нет. Миллионы избирателей, в большинстве своём чернокожих, лишаются права голоса, когда это удобно интересам правящих кругов, и за весь период — от Гражданской войны и по сей день — лишь четверо чернокожих стали сенаторами.[14] Мифические плоды обретения гражданских прав не достались и другим расам. Латинские и азиатские иммигранты особенно уязвимы для злоупотреблений полномочиями со стороны официальных лиц, депортации и отказа в социальной помощи, за которую они платят налоги. Они вынуждены идти на вредные и изнурительные работы в подпольных потогонных цехах или в качестве мигрантов-батраков в сфере сельского хозяйства. Мусульмане и арабы испытывают всю тяжесть репрессий после 11 сентября, пока общество, объявившее себя «не различающим цветов», не видит в этом никакого лицемерия. Коренные народы находятся настолько низко по социоэкономической лестнице, что остаются вообще невидимыми, кроме как во время периодических манифестаций американского мультикультурализма, где их ежедневную реальность заслоняет фигурка гавайской танцовщицы — символ спортивных соревнований.

Образ движения против расового угнетения, принятый в первую очередь у белых прогрессивистов, пацифистов, просветителей, историков и чиновников, выставляется ими ненасильственным. Однако, хотя пацифистские группы, такие как «Конференция южного христианского руководства» (SCLC) Мартина Лютера Кинга, имели заметную власть и влияние, народная поддержка движения, особенно среди бедных чернокожих, всё больше тяготела к воинственным революционным группам, таким как «Партия чёрных пантер».[15] В соответствии с опросом общественного мнения Харриса в 1970-м году, 66 % афроамериканцев сказали, что действия «Партии чёрных пантер» придают им чувство гордости, и 43 % сказали, что партия представляет их собственные взгляды.[16] Фактически вооружённая борьба уже долгое время была формой сопротивления чернокожих господству белой расы. Мумия Абу-Джамаль смело описывает создавшуюся ситуацию в своей книге 2004 года «Мы хотим свободы». Он говорит: «Корни вооружённого сопротивления лежат глубоко в истории афроамериканцев. Только игнорирующие этот факт считают „Партию чёрных пантер“ чем-то чуждым нашему историческому наследию».[17] В реальности невозможно вычленить и отделить ненасильственные сегменты от революционных элементов движения (хотя между ними часто существовали отчуждение и неприязнь, подогреваемые государством). Чернокожие пацифисты, принадлежащие к среднему классу, включая Кинга, получили значительную часть своего влияния благодаря различным группам чёрного сопротивления, в том числе вооружённым чёрным революционерам.[18]

Весной 1963 г. кампания Мартина Лютера Кинга в Бирмингеме обещала стать повторением уныло провалившейся акции в Албании, штат Джорджия (где 9 месяцев кампании гражданского неповиновения в 1961 г. продемонстрировали бессилие ненасильственно протестующих против правительства, обладавшего, казалось, бездонными тюрьмами, и где 24 июля 1962 г. бунтующая молодёжь захватила на ночь целые кварталы и вынудила полицию убраться из гетто, продемонстрировав тем самым, что после кампании 1961 г. чёрное население Албании целый год продолжало бороться с расизмом, уже утратив вкус к ненасилию). Но вот, 7 мая, в Бирмингеме после продолжительного полицейского насилия три тысячи чернокожих решили дать сдачи, начав закидывать полицию камнями и бутылками. Всего через два дня Бирмингем — до той поры несокрушимый бастион дискриминации — согласился десегрегировать магазины в центре города и президент Кеннеди подкрепил договорённость гарантиями со стороны государства. На следующий день после взрыва белыми расистами дома и офиса, принадлежавших чёрным, тысячи чернокожих снова устроили беспорядки, захватили участок из 9 кварталов: они уничтожали полицейские машины, жгли заведения для белых, а также покалечили несколько копов (включая главного инспектора). Через месяц и один день президент Кеннеди обратился к Конгрессу для принятия Акта о гражданских правах, положившего конец стратегии нескольких предыдущих лет, направленной на удержание гражданского движения в стойле.