Как называются женщины - [18]
Галантный век возводит в степень искусства и моду, а она порождает и новые занятия, и новые слова.
Модист и модистка, от французского modiste, – ключевые фигуры в сфере моды. Они изготавливают и продают модные туалеты и головные уборы. Впрочем, славную модистку, то есть настоящую знаменитость, звезду модного бизнеса, русские люди могут назвать и вновь образованными феминитивами от русских слов одевать и убирать (наряжать). “Девица Бертень, славная в Париже продавица модных товаров, одевальщица и уборщица”. Это, кстати, и к возрасту феминитива уборщица, потому что ну кем ещё могла быть женщина… и т. п. Это шутка. Уборщица XVIII века связана с другим значением глагола убирать – наряжать. А “уборщица девица Бертень” – это легендарная модистка королевы Марии-Антуанетты, которую называли министром моды, родоначальница французских модельеров и дизайнеров.
Еще один новый престижный феминитив – портниха, от портной, возникший в письменных текстах с конца XVIII века и закономерно (с опозданием) сменив слишком простое слово швея, подобно тому, как само слово портной (субстантиват от портной мастер) сменило древнерусское швец (а оно, по-видимому, сменило слово швей). “Мадам Арман, портниха… объявляет Почтенной Публике, что она привезла разные товары последней моды” (“Московские ведомости”. 1795).
Модистка, одевальщица, портниха – важные люди. Как не вспомнить колкий ответ Чацкого аристократке, упрекнувшей русских дворян в том, что они в Париже “женятся и нас дарят родством с искусницами модных лавок”! “Должны ль упреки несть от подражательниц модисткам, – спрашивает Чацкий, – за то, что смели предпочесть оригиналы спискам?” Говоря современным языком, парижские модистки – это образцы имиджа, иконы стиля для русских аристократок, для княжон и графинь, и упрекать тех, кто женился на оригинале, а не на копии, несправедливо.
“Горе от ума” описывает Москву уже преддекабристскую, первой четверти XIX века, но в XVIII веке мода была ещё более важной частью жизни множества русских дворянок, особенно жительниц Петербурга и Москвы. Да и молодых дворян тоже. Недаром представители специфической дворянской молодежной субкультуры второй половины XVIII века именуются щеголями и щеголихами, а их жаргон, одновременно манерный, жеманный и ироничный, полный галлицизмов, – щегольским.
Обе столицы изобиловали дорогими модными магазинами на Невском, Ильинке и Кузнецком Мосту, имели своих модисток, а также мастериц с более узкой специализацией. Блондочница мастерит блонды – кружева из шелка-сырца, манжетница – манжеты, букетчица, она же веношница создает композиции из цветов, которые могут служить не только подарком, но и украшением наряда, и тайным посланием.
• Такое советское парикмахерша неожиданно обнаруживается в роли перевода французского perruquie're, феминитива от старого французского слова perruquier – цирюльник и мастер париков, в лексикографическом труде, издававшемся в 1784–1787 годах в типографии Николая Новикова под замечательным необозримым – во вкусе эпохи – названием “Новый лексикон, или Словарь на французском, италианском, немецком, латинском и российском языках, содержащий в себе полное собрание всех употребительных французских слов с самым употребительным на другие четыре языка переводом и объяснением различных знаменований и всех грамматических свойств, какие токмо каждому слову приличествуют, сообразно Словарю Французской Академии, изданный трудами коллежского переводчика Ивана Соца”. Может быть, такой феминитив в реальности в это время вовсе и не употреблялся, но словарная статья иллюстрирует как минимум возможность его образования в XVIII веке.
Распространение среди богатых людей белья из тончайшего заграничного батиста вызывает к жизни появление крайне востребованной и хорошо оплачиваемой специальности беломойка, она же бельемоя – прачка, специализирующаяся на тонком белье. Впрочем, вельможи могли отправлять стирать белье во Францию – тамошним беломойкам.
Затрагивая неисчерпаемую тему моды, нельзя не сказать о том, как же именовали тех, кто жадно ее потреблял и распространял.
Щеголиха, она же модница, она же франтиха может быть блондиной или брунетой, но в любом случае она наверняка кокета (или кокетка, из фанцузского coquette), заразительница (то есть очаровательница), непостоянница, амурщица, жеманка (жеманщица, жеманница), манерщица, вертопрашка, мотовка… И конечно, страстная танцовщица, то есть в данном случае не актриса, а просто любительница танцев.
• Вы уже видите в этих характеристиках несомненную ЖГС, то есть пресловутую женскую гендерную социализацию? Не спешите делать выводы вне исторического контекста. В ту эпоху у столичной дворянской молодежи гендерные роли не так уж и различались. Об этом вновь свидетельствует язык: у многих феминитивов имелись аналогичные названия или прямые пары для мужчин.
Щеголь, он же модник, он же франт, он же петиметр – наверняка непостоянник, амурщик, ловелас, мот, вертопрах, волокита и танцовщик! От молодого человека не только не требуется “быть мужиком”, но у него и вряд ли появится шанс на сердце девицы, если он не будет следить за модой, тщательно причесываться у
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кто был непосредственным предком человека? Как выглядит цепь, на конце которой находится Homo sapiens, и все ли ее звенья на месте? Почему некоторые находки оказываются не тем, чем кажутся поначалу? И почему разумными стали именно гоминиды, а не другие млекопитающие?“Достающее звено” – история происхождения человека в двух книгах – подробно и увлекательно отвечает на эти и другие животрепещущие вопросы о нашем прошлом.Ведущий российский антрополог, научный редактор портала “Антропогенез.ру” и блестящий лектор Станислав Дробышевский знает об этом, вероятно, больше, чем любой другой живущий потомок палеоантропов, и как никто другой умеет заразить интересом к современной, бурно развивающейся науке, имеющей прямое отношение к каждому из нас.Первая книга посвящена тем, кто внес вклад в формирование нашего вида задолго до того, как мы встали на ноги, расправили плечи и отрастили мозг.
На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.
Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился? Каким образом сформировались планеты, на одной из которых зародилась жизнь? Почему земная жизнь основана на углероде и использует четыре типа звеньев в ДНК? Где во Вселенной стоит искать другие формы жизни, и чем они могут отличаться от нас? В этой книге собраны самые свежие ответы науки на эти вопросы. И хотя на переднем крае науки не всегда есть простые пути, автор честно постарался сделать все возможное, чтобы книга была понятна читателям, далеким от биологии.
Жизнь на Земле – непостижимая, вездесущая, кишащая миллионами ног, сучков, колючек и зубов вакханалия, в которой мы существуем и из которой мы происходим. Три с половиной миллиарда лет она обходилась без нас, и вот, в последние мгновения истории, из этого хитросплетения животных, растений, грибов и микробов выныривает человек и задается вопросом: кто я такой и в чем смысл моей, человеческой, жизни? В своей дебютной книге эволюционный нейробиолог Николай Кукушкин шаг за шагом воссоздает картину мира от неживой материи до человеческого разума, чтобы найти в прошлом своего вида ответы на вечные вопросы. Оказывается, в человеческом страдании виноваты динозавры, легкие существуют благодаря лишайникам, а главным событием в жизни наших предков за последний эон было превращение в червей.