Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека - [21]

Рассмотрим следующий пример. Однажды вечером, гуляя по лесу с Иларио и его сыном Лусио, мы заметили в кроне деревьев стаю шерстистых обезьян. Лусио выстрелил и убил одну, остальные же члены стаи бросились врассыпную. Одна молодая обезьяна отделилась от стаи. Оказавшись одна, она спряталась в ветвях огромного красного дерева, возвышавшегося над лесным пологом[17].

Пытаясь всполошить обезьяну, чтобы та переместилась на более видное место и сын смог пристрелить ее, Иларио решил повалить ближайшую пальму:

Берегись!

та та

Я сделаю так, что она пу о, берегись!

Берегись![18]

Как и цупу, та та и пу о создают звуковой образ, который передает значение этих слов. Та тa — образ рубки дерева (тэп-тэп). Пу о передает процесс падения дерева. Треск, с которого начинается обрушение, шелест кроны в свободном падении через слои лесного полога, грохот и его отголоски при ударе о землю – все это заключено в звуковом образе.

Затем Иларио пошел и сделал то, о чем говорил. Отойдя на небольшое расстояние, он начал ритмично рубить пальмовое дерево своим мачете. На аудиозаписи, сделанной мной в тот вечер в лесу, отчетливо слышен стук стали о ствол (та та та та…) и то, как пальма с треском обрушилась на землю (пу о).

В равнинном диалекте кечуа есть сотни «слов», таких как та та, пу о и цупу, описывающих действие с помощью звукоподражания. Они широко распространены в речи, особенно в разговорах в лесу. Тот факт, что лингвистический антрополог Дженис Наколз написала об этих словах целую книгу с соответствующим названием – «Звучит как жизнь» («Sounds Like Life»), – свидетельствует об их важном значении для способов существования руна.

Такое «слово», как цупу, напоминает объект репрезентации благодаря тому, что различия между «знаковым средством» (то есть нечто, которое мы считаем знаком, в этом случае – звуковым качеством цупу)[19] и объектом (в этом случае нырянием в воду, которое это «слово» имитирует) игнорируются[20]. Пирс называл эти знаки сходства «иконическими». Они относятся к первому из трех предложенных им широких классов знаков.

Как Иларио и предвидел, треск обрушивающейся пальмы спугнул обезьяну с насиженного места. Само это событие, а не только предшествующая ему имитация, также может считаться своего рода знаком. Это знак в том смысле, что он также «является тем, что для кого-то обозначает что-то в каком-либо отношении или качестве». В этом случае «кто-то», для кого этот знак что-то значит, не человек. Падение пальмы означает что-то для обезьяны. Знаковость присуща не только человеческим системам коммуникации, потому как не мы одни интерпретируем знаки. Использование знаков другими видами существ является одним из примеров существования репрезентации в мире по ту сторону человеческого разума и человеческих систем значения.

Падение пальмы обретает значение не так, как это делает его имитация пу о[21]. Пу о – знак иконический, потому что в некотором смысле он сам по себе напоминает свой объект. То есть когда мы не замечаем различия между ним и обозначаемым им событием, он функционирует как образ. Он значит благодаря определенному отсутствию внимания к различию. Игнорирование бесчисленного множества характеристик, делающих каждую сущность уникальной, усиливает весьма ограниченный набор свойств, в данном случае – общие характеристики звука и имитируемого им действия.

Само падение пальмы обретает для обезьяны значение в другом качестве. Падение как знак – это не сходство с объектом репрезентации. Напротив, оно указывает на нечто другое. Пирс называет этот вид знаков «индексальными». Индексы образуют второй широкий класс знаков.

Перед тем как продолжить разговор об индексах, я хочу кратко представить «символ» – третью группу знаков в классификации Пирса. В отличие от иконических и индексальных референций, лежащих в основе любой репрезентации в живом мире, символическая референция присуща, по крайней мере на этой планете, исключительно людям. Поэтому, будучи антропологами человека, мы лучше всего знакомы с ее отличительными чертами. Символическая референция действует не просто через сходство, как иконические знаки, или указывание, как знаки-индексы. Скорее, как и в случае слова каусангуичу, они отсылают к своему объекту не напрямую, а через систематические отношения с другими такими символами. Символы подразумевают существование некоторой конвенции. Поэтому каусангуичу обладает значением – и ощущается как значащее слово – лишь в сложившейся системе отношений с другими словами в языке кечуа.

Пальма, которую в тот вечер Иларио повалил на землю, испугала обезьяну. Этот знак-индекс заставил обезьяну обратить внимание на тот факт, что что-то произошло, пусть даже суть события осталась неясной[22]. Если иконические знаки требуют не-замечания (игнорирования), то знаки-индексы сосредоточивают внимание. Иконические знаки являются тем, что они есть, «сами по себе», независимо от существования объекта репрезентации, тогда как знаки-индексы включают «сами» факты. Пальма с треском обрушилась на землю независимо от того, слышал ли это кто-либо, будь то обезьяна или кто-то еще, и придал ли кто-либо этому событию значение.