Как музыка стала свободной - [19]

Конечно, при таком подходе подразумевается, что качество музыки и популярность — одно и то же. Другими словами, какой альбом лучше продаётся — тот, значит, и есть самый лучший, по определению. Иногда это даёт неожиданные результаты. Например, для менеджера корпоративного лейбла лучший альбом 1967 года — это не «Sgt.Pepper's Lonely Hearts Club Band» и не «Are You Experienced», a «More of the Monkees». Лучший альбом 1975 года — не «Blood onthe Tracks» (Боба Дилана, прим. пер.) или «Tonight's theNight» (Нила Янга, — прим. пер.)» но «Лучшие хиты» Элтона Джона. Лучший альбом в 1993 году — не «Enter the Wu-Tang» или «In Utero», а саундтрек «Телохранителя». Так что в 1995 году лучший альбом — это, получается. «Cracked Rear View». Критики могут вопить, протестуя, но люди этот альбом купили, а для Time Warner только это и важно.

То, что Моррис получал точную информацию от менеджера по продажам, не означало, что он ничем не рискует. Популистская экономическая логика часто заводила его на опасную территорию. Он пошел дальше, действительно очень далеко, в другую культурную вселенную по сравнению с Hootie и командой: то есть начал переговоры о покупке 50% акций лейбла Interscope Джимми Айовина. Айовин — лучший друг Морриса. Хотя тот жил в Лос-Анджелесе, они с Моррисом часто виделись, а созванивались вообще по нескольку раз на дню. Моррис познакомился с ним, когда продюсировал Стиви Нике для Atlantic, и в сотрудничестве с Айовином получился большой хит «Edge of Seventeen». Дальше он выпустил альбомы U2 и Тома Петти, которые в 80-е звучали из каждого утюга. Айовин — невысокий и энергичный. Всегда носил видавшую виды бейсболку — Моррис за десять лет дружбы увидел его без кепки только один раз. Иногда с Айовином было трудно, но Моррис, прирождённый политик, умел с ним управляться. Однажды на встрече с Майклом Фуксом, шефом Морриса в Time Warner, начальник похвастался тем, что у него-де многогранный подход, и даже гордо назвал себя «Майклом Джорданом бизнеса». Язвительный Айовин тут же отбил: «Ага, для нас ты Майкл Джордан бейсбола»[29].

Но Айовин нужен был не за этим, а из-за своей потрясающей интуиции, причём как продюсерской, так и «охотника за талантами». Он абсолютно точно угадывал будущие хиты, а в поп-музыке разбирался просто как какой-то колдун-ясновидящий. Он умел, по выражению Морриса, «заглядывать за углы». Он разбирался во всяких подземных, скрытых течениях культуры и улавливал новые тренды лучше всех — никто из знакомых и коллег Морриса так не умел. Позже он станет завоёвывать новый рубеж: жёсткий гангста-рэп.

Как всегда говорил Эртегюн, узнать, что популярно, возможно только поняв афроамериканскую культуру. Джаз, блюз, соул, ритм-н-блюз, рок, фанк, диско, техно, хаус, электро и рэп — у всего этого корни в негритянских трущобах Америки.

В последнее время жизнь в этих местечках совсем ухудшилась. Распространение крэка достигло масштабов эпидемии, из-за этого в начале 90-х пошла страшная волна преступлений и даже убийств. Начались полицейские облавы, налёты, репрессии, которые привели к бунтам 1992 года в Лос-Анджелесе. Это была настоящая война городских бедняков: более пятидесяти человек погибло, тысячи домов сровняли с землёй.

Айовин и Моррис считали, что будущее поп-музыки — именно там. В 1992 году они послушали промо-копию альбома Доктора Дре «The Chronic». Это альбом с проблемной тематикой, жёсткий, цепляющий ухо, полный хитов, отменно звучащий, но тексты его были откровенны до нецензурности настолько, что ни один мейджор не хотел с таким материалом связываться. Моррис с Айовином тут увидели перспективу и договорились о встрече с Сьюджем Найтом, генеральным директором лейбла Death Row Records, на котором вышел «The Chronic». Встреча, запланированная буквально через пару недель после восстания, проходила в лос-анджелесском ресторане Ivy, знаменитом не столько кухней, сколько звёздными владельцами. Сьюдж пришёл одетым в безразмерную белую футболку и кроваво-красную бейсболку набекрень. Он с трудом втиснул свою тушу в кресло. Напротив сидели Моррис и Айовин, впечатлённые, радостно возбуждённые и, не исключено, слегка испуганные. Утром Айовин придумал план убеждения Сьюджа. Айовин должен встать и принести извинения, потому что ему надо на секунду отлучиться помыть руки. Пока его нет, Моррис говорит Сьюджу, что Айовин — гений. На середине встречи план осуществили. «Сьюдж, послушай, — сказал Моррис, показывая на пустующее кресло Айовина. -— Этот парень — самый настоящий гений». Моррис не избегал преувеличений, чтобы продать, «впарить» что-нибудь, но здесь он говорил от чистого сердца. В принципе, у каждого может получиться хит, может повезти, что даже два. Но у Айовина-то их десятки! Это человек исключительно редкого таланта. Встретишь такого —- хватай за шкирку и тряси, пока у него идеи не закончатся или пока он дух не испустит. У самого же Морриса если и был секрет — он, впрочем, всегда утверждал, что никакого секрета у него нет, но если б был — то это особая комбинация личных качеств, которая позволяла удерживать около себя артистов и менеджеров годами, иногда и десятилетиями.