Как лист осенний... - [11]

"Хороши защитнички, — злобно подумала я, — хоть помирай здесь, а никому и дела нет. Ушли в нирвану, оба".

Злость лучший стимулятор — оттаяли оцепеневшие мысли, ледяными торосами перекрывшие поток сознания, живительная кровь стремительно побежала по ниткам вен.

Я еще не могла управлять своим телом, но прогресс был явный, и это радовало, как радовало и то, что страх уступил место отстраненному ожиданию, здоровому любопытству: — "А что там будет дальше? Чем меня ещё удивят?".

Парень легко поднял на руки моего далеко не маленького мальчика, правая кисть которого дергалась, по-прежнему нажимая невидимые нам клавиши, и аккуратно переложил на кушетку. Сашка даже голоса не подал, будто это в порядке вещей. Через мгновение оттуда послышалось похрапывание спящего крепким сном ребёнка.

— Садись, — сказал парень, небрежно бросив плащ на пол, оставшись в черной водолазке и обтягивающих узкие бедра джинсах. На темном фоне одежды пульсирующий пурпур кулона был сродни огоньку в окне лесной избушки для заплутавшего путника — он обещал кров и еду, но ничего не гарантировал, в том числе и жизни.

Я узнала своего навязчивого визави: — "Все нормально… НОРМАЛЬНО!"

Плюхнулась в привычно скрипнувшее кресло и, закрывая незаконченную Сашкину игру, с облегчением поняла, что я свободна.

— Что тебе надо? — развернулась к парню, смотрящего на меня с непонятной брезгливостью, как на слишком бойкого таракана, вздумавшего в присутствии хозяев пробежаться по кухонному столу.

— Не мне. Нам, — глухо произнес он, — с Милкой.

— Кому? — с издевкой протянула я, — да я тебя первый раз вижу.

"Никакой реакции, словно не ему сказала…"

— А с Милкой мы не родственники, — с непонятной для себя запальчивостью выкрикнула я, — и даже не самые близкие подруги, так, приятельствуем понемножку.

— Ты с ней связана…. Ты можешь помочь…

— Я? Это ведь ты её отвёл чёрт знает куда, вот пойди и забери.

— Я не могу, — он устало помассировал лицо и, немного подумав, спросил: — У тебя есть какая-нибудь вещь, принадлежащая ей?

— Откуда? Хотя подожди, — я полезла на верхнюю полку серванта, достала шкатулку с бижутерией и, покопавшись в ней, достала браслет. Забавная вещица — тонкие отполированные до блеска обсидиановые кругляшки, похожие на монетки, скреплённые металлическими колечками. На серебристо-перламутровом фоне аверса псевдомонеток бликующий узор, похожий на стилизованные руны — для каждого кругляшка своя: — "Любила Милка оригинальные украшения и где только их находила? Я у неё этот браслет полгода выпрашивала, пока Милка не сжалилась и не подарила на долгую память. Господи, что ж я о ней, как о покойнице…".

Пока я копалась в шкатулке, парень отошел к окну и, приоткрыв подвижную створку, с жадностью дышал влажным сырым воздухом ночи.

Золотые краски осени выцвели и потускнели буквально за один день. На смену им пришли бесконечные сумрачные дни с неизменным в наших широтах восточным ветром, дующим иногда неделями, а сегодня пошел дождь — мелкий, нудный, не прекращающийся ни на минуту с самого полдня.

Я протянула парню браслет: — Вот…

— Понятно, — протянул он задумчиво, покрутив браслет, — неясно только, где она взяла орт`онд`ел.

— Что? Не поняла…

— У вас это называется ментальный усилитель.

— В смысле, я могу слышать мысли других людей? Но я же не ношу его постоянно, а так, по настроению. И никого я не слышу, даже своих по несколько раз переспрашиваю, пока пойму, чего они хотят на самом деле. При чем здесь ты и Милка?

— У орт`онд`ела совсем другой принцип действия. Он настраивается на своего владельца, даже бывшего, и связывает его с тем, кому был подарен. Поняла? — Я отрицательно покачала головой. — Ну, неважно, главное, что только ты знаешь, что происходит на самом деле. Сама не осознавая, ты описываешь это в своём рассказе.

Я убито помолчала. А кому понравится думать, что твоя очередная нетленка на самом деле хроника чужой жизни, пусть даже и в альтернативной реальности. А уж если тебе ещё кто-то и со стороны помогает…

— Я не всё пишу сама, там текст появляется без моей помощи, — пожаловалась я, усаживаясь за компьютер, — последнее время я больше читаю, чем пишу. Вот, опять что-то новенькое, про город…

— Ей нельзя в Тир-А`Ннах, — парень экспрессивно схватился за голову в приступе отчаяния и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Надо же, какой эмоциональный! Кто бы мог подумать? — Нельзя…

— Поздно, она уже там, — я глазами пробегала строчку за строчкой.

— Вслух, — хриплым срывающимся голосом приказал парень, — у меня нет времени копаться у тебя в мыслях, там столько мусора.

* * * * *

Милка дошла до конца опущенного подвесного моста и, держась одной рукой за ржавую цепь, склонилась над поверхностью воды, свободной от плавающих листьев. В темном зеркале отразилась чумазая встрепанная физиономия. Умыться бы, прежде чем входить в ворота, а то примут её за попрошайку. Но сомнительный сладковатый запах, идущий от воды, отбил всякое желание наводить красоту: — "Ладно, в городе умоюсь, как его там, Тир-А`Ннах?"

Вход в город никто не охранял, и девушка, опасливо косясь на решетку с острыми пиками, нависающими над головой, просочилась внутрь. С визгливым скрежетом решётка опустилась, отрезав путь назад. Милка поглазела, как сам собой вращается громадный ворот, наматывая толстую цепь, поднимающую мост. И только когда тот, жалобно скрипнув, встал на место, плотно прикрыв проём, развернулась и отправилась знакомиться с городом, откуда, судя по всему, выйти будет сложнее, чем войти. Она припомнила гулявшую по студенческому общежитию шуточку: девчонки на дверь своей комнаты вешали записку "Заходи не бойся, выходи не плачь", оставляя за собой право "казнить" наглецов или "миловать". Сейчас, похоже, была та же ситуация.