Как хороший человек становится негодяем - [53]
Затем исследование переместилось из университета на завод. Когда мы провели эксперимент с 40 норвежскими рабочими, оказалось, что уровень конформности у них примерно такой же, как и у норвежских студентов. Однако было одно существенное различие. Во время эксперимента студенты часто были напряжены и взволнованны. Рабочие воспринимали происходящее добродушно, с юмором, и когда им раскрывали подлинную природу эксперимента, это их скорее забавляло. Провести эксперимент с сопоставимой группой рабочих во Франции нам пока не удалось.
При любом анализе данных они указывают на то, что французы в целом более независимы, чем норвежцы. В каждой из 16 информативных попыток конформность к группе проявляли 12% норвежских студентов и лишь 1% французов. Упорную независимость проявили 41% французов и лишь 25% норвежцев. И в каждом из пяти экспериментов, проведенных в обеих странах, французы оказались более устойчивыми к давлению группы.
Эти результаты ни в коем случае нельзя считать окончательными. Лучше относиться к ним как к началу исследования, которое, пожалуй, имеет смысл продолжить и расширить. Однако при всей своей неполноте эти результаты гораздо более надежны, чем кабинетные размышления о национальном характере.
Рис. 11. Цензура как фактор, усиливающий конформность. На диаграмме показана степень конформности у 20 норвежцев в отсутствие цензуры (а) и при введении цензуры в форме критических замечаний (b). В категорию «низкой конформности» входили те, кто из 16 ответов соглашался с большинством не более 6 раз, «средней» – 7–11 раз, «высокой» – 12 раз и более
Полезно, однако, посмотреть, как соотносятся результаты экспериментов с национальной культурой повседневной жизни. Если бы наблюдался конфликт между экспериментальными находками и общим впечатлением, понадобились бы дальнейшие эксперименты и анализ, пока конфликт не удалось бы разрешить. Вполне возможно, что расхождение возникает, когда смотришь на культуру не беспристрастно, а сквозь призму стереотипов и предрассудков. Так или иначе, в нашем исследовании данные наблюдений и экспериментов, похоже, вполне согласуются. Представлю мои собственные впечатления от двух изучаемых стран – пусть даже они субъективны. Мне видится, что норвежское общество очень сплоченное. Норвежцы обладают глубоким чувством принадлежности к группе, они сильно настроены на потребности и интересы окружающих. Это чувство социальной ответственности находит выражение в том, как сильно защищает и опекает своих граждан норвежское государство. Норвежцы охотно платят огромные налоги на поддержку обширных программ социального обеспечения. Неудивительно, что подобная социальная сплоченность влечет за собой высокую степень конформности.
Французы по сравнению с норвежцами гораздо меньше склонны к консенсусу и в социальной, и в политической жизни. Норвежцы обходятся одной-единственной конституцией, составленной в 1814 году, а французы так и не смогли добиться политической стабильности в рамках четырех республик. Едва ли мне стоит формулировать это как закон социальной психологии, однако, похоже, разнообразие мнений, которое мы обнаруживаем во французской общественной жизни, проявляется и на более интимном масштабе. Традиция несогласия и критических суждений просачивается вплоть до бистро на углу. Критическое суждение ценится настолько высоко, что это зачастую выходит за рамки логики, однако само по себе это может объяснять относительно низкий уровень конформности, которая выявлена во французском цикле экспериментов. Более того, как показал Стэнли Шехтер, постоянное наличие широкого спектра мнений помогает личности освободиться от социального давления. Примерно об этом же говорят и недавние исследования поведения американцев на выборах. Выяснилось, что чем больше разных точек зрения знакомы человеку, тем скорее он при голосовании будет придерживаться иного мнения, чем его родная группа. Все эти факторы помогают объяснить, почему студенты-французы выносили относительно независимые суждения.
Так или иначе, эксперименты показывают, что конформность – явление не только американское, как убеждают нас некоторые критики. Определенная доля конформности, похоже, необходима для функционирования любой социальной системы. Проблема в том, чтобы нащупать идеальное равновесие между личной инициативой и подчинением власти.
Можно задаться вопросом, действительно ли при изучении поведенческих различий мы имеем право опираться на границы между странами. Мне представляется, что на них можно ориентироваться только в той степени, в какой они совпадают с различиями в культуре, биологии, окружающей среде. Довольно часто границы представляют собой историческое признание общей культурной практики. Более того, стоит их установить, и они сами по себе задают ограничения на социальную коммуникацию.
С учетом всего этого сравнение национальных культур не должно затемнять колоссальный диапазон привычек и поведения в пределах одной страны. И норвежцы, и французы проявляли всю гамму действий – от полной независимости полной конформности. Вероятно, невозможно провести никаких исследований национального характера, в которых масштабы общего не приближались бы к масштабу различий и не соответствовали бы ему. Однако это не должно помешать нам в попытках сформулировать нормы и сделать статистически достоверные обобщения паттернов поведения в разных странах.
