Как это было - [9]
Простая полынь, на которую в деревне и внимания-то никто не обращает, по словам очкастого, шла в сушеном виде на приготовление разных примочек, а также употреблялась для изгнания глистов.
Прошло не более месяца, а ребята уже знали, что листья и корни сонной одури или белладонны, помогают при грыже и падучей болезни, корни папоротника идут на приготовление филиксовой кислоты, бледно-лиловый безвременник помогает при подагре и ревматизма, цветы ландыша хороши при болезни сердца.
Ромашка, донник, ятрыжник, подорожник и даже кора крушины и бузины, цветы липы, корни одуванчика — все это оказалось очень нужным и ценным.
Если раньше ребята равнодушно проходили мимо мать-мачехи, то теперь или Мишка или Костя говорили:
— Надо бы бабке нарвать против кашля.
Однажды Мишка, насушив листьев мать-мачехи в коробке очкастого, завернул их в бумагу и сунул в карман.
— Зачем тебе это? — поинтересовался очкастый.
— Бабку буду лечить. Кашляет она у нас.
Очкастый схватился руками за голову:
— Караул!
Притянув Мишку к себе, он пытливо заглянул ему в глаза и с тревогой в голосе спросил:
— Ты, Мишка, как? Первый раз это… Лечить-то собрался? Или лечил уже кого?
— Сичас не лечил, — сказал Мишка.
— Ну и хорошо, — обрадовался очкастый, — и не лечи никого, голубчик. Среди этих трав, ну вот хоть бы этот горицвет, сонная одурь, ландыш и многие другие — очень ядовиты. Их сначала нужно особо приготовить в аптеке, потом смешать с другими травами и тогда только и то в разных для каждого человека порциях можно давать их… Ишь ты, какой профессор нашелся? А вдруг бабка от твоего лекарства умрет, что тогда будет? Ведь жалко бабку-то?
— Ясно, жалко! Она с Шуркой няньчится, а умрет, так нас заставят.
— Ну, вот, видишь!
Вечерами Мишка и Костя слушали радио, очкастый писал что-то, потом вместе пили чай. Иногда на чистую половину заходил Грибакин. Усмехаясь и конфузясь, он брал наушники и так вот, с наушниками на лохматой голове, простаивал долгое время. А потом передавал наушники кому-нибудь из ребят и качал головой.
— И до чего это доходит техника?! Хлеще, ить, поповского граммофона шпарит!
И до чего это доходит техника?!
Иногда очкастый разбирал приемник, рассказывал, как все это устроено, почему слышно, для чего привинчены разные части, а потом заставлял и Мишку и Костю по очереди собирать приемник.
А в полях шаталась засуха.
Однажды, когда было так жарко, душно и парно, что птицы даже падали без чувств и коровы жалобно мычали на сожженных пастбищах, когда все казалось дышало из последних сил, — в белом зное солнца вдруг потемнело и помутнело, словно кто-то кинул в него горстью золы, а вскоре где-то в вышине загремело, словно стая птиц захлопала железными крыльями.
Стало жутко и тихо.
Вдалеке за озером загрохотал гром. Ветер пролетел по дорогам, поднимая желтые столбы пыли. Над полями сверкнули зигзагами молнии и вдруг посыпались на землю одна за другой. Казалось небо хлестало землю огненным бичем.
И снова зарокотал гром.
Все закружилось, заклубилось, солнце погасло, какая-то муть разлилась над землей и разбушевалась такая гроза, что в клубившемся мраке лились лишь струи ослепительного света, гремели раскаты грома, шумел ливень и глухо стонали деревья и ветер.
Гроза продолжалась часа два. Колосья полегли. По дорогам потекли целые реки вспененной воды, и чуть только переставало на минуту и начинало проясняться, как тотчас снова раздавался гром, словно тысячи телег мчались по мерзлой земле, и снова лил дождь как из ведра.
Мамка зажгла перед иконами лампаду. Растрепанная и плачущая она упала на колени, истово крестила себя широким крестом беспрестанно шевеля бледными губами.
Встала на колени и бабка.
— Мать пресвятая богородица, пронеси напасть мимо нас грешных.
На бабку и мамку смотрел из угла бравый Буденный и как будто потихоньку молодецки закручивал ус.
Батька строгал что-то у печки, не поднимая головы от планки. Ребята, прижавшись друг к другу на полатях, смеялись над маленьким Шуркой, который раскидался от жары и громко сопел во сне носом.
— Во спит!
— А я тоже могу, — похвастался Костя, — я когда сплю, хоть по голове доской трескай, — все равно не проснусь!
— А ну, дай тресну, — лез Мишка.
Костя защищался.
— Пусти! Я ж, когда сплю, сказал!
— Я потихоньку тресну, — приставал Мишка.
— Уйди! Ой!
Бабка бросила молиться, схватила веник и шлепнула со всей силой веником Мишку по голове, а Костю по спине:
— Я вас чертяк… богу даже не дадут помолиться.
И встав рядом с мамкой на колени, начала снова бить поклоны.
— Бабка-то, — подмигнул Мишка, — думает, бог грозой распоряжается…
И торопливо зашептал Косте на ухо:
— От электричества все это. Учитель нам рассказывал. А бабка — старая дуреха. Ишь веником-то хлещет. Нашла себе по силе. Я вот ей, подожди, отмочу за это штуку.
И Мишка зашептал что-то совсем тихо.
Костя фыркнул от смеха.
— Эй, вы! — прикрикнул отец, — чего радуетесь? С голоду ж подохнете скоро!
Наконец гроза утихла.
На улице показались люди, некоторые бежали за огороды, сбивались в кучки.
— Конец нам! — вздыхали крестьяне.
— Все посекло!
— Ну, теперь ложись и помирай!
— Сначала подсушило, а теперь и обмолотило, — пытались шутить некоторые. Но было не до шуток.
