Как был спасен Ванг–Фо - [5]

Ванг начал с того, что подкрасил розовый кончик крыла у лежащего на горе облака. Затем он нанес на поверхность моря мелкие морщинки, которые лишь усилили впечатление ясной безмятежности. Выстланный нефритом пол странным образом начал увлажняться, но Ванг–Фо, поглощенный своим полотном, не замечал, что работает сидя в воде.

Хрупкая лодка, возникшая под ударами кисти художника, занимала теперь на шелковом полотне весь передний план. Слаженный шум весел неожиданно донесся издалека, быстрый и оживленный, как биение сердца. Шум все приближался и постепенно наполнил собою весь зал, потом затих, и капли задрожали на поднятых лодочником веслах. Уже давно раскаленное докрасна железо, предназначенное для глаз Ванга, остыло на углях у палача. Придворные, погруженные в воду по плечи, соблюдая этикет, не двигались, лишь вставая на цыпочки. Наконец вода достигла уровня императорского сердца. Молчание стало таким глубоким, что было слышно, как слезы падают в воду.

Да, это был Линг. Он был в своей старой одежде, и на правом рукаве у него виднелась все та же прореха, которую он не успел зашить утром, когда пришли солдаты. Только вокруг шеи у него был повязан странный красный шарф.

Ванг–Фо мягко сказал ему, не отрываясь от полотна:

— Я думал, что ты умер.

— Как же я мог умереть, — почтительно ответил Линг, — пока вы живы.

И он помог учителю взойти на барку. Нефритовый потолок отражался в воде, и казалось, что Линг гребет внутри грота. Погруженные в воду косички придворных извивались на ее поверхности, как змеи, а бледная голова императора, подобно лотосу, покачивалась на волнах.

— Смотри, мой ученик, — меланхолично заметил Ванг–Фо. — Эти несчастные погибнут, если это уже не произошло. Я не сомневался, что в море достаточно воды, чтобы утопить императора. Что же делать?

— Не беспокойся ни о чем, учитель, — прошептал ученик. — Скоро они окажутся на суше и даже не вспомнят о том, что когда–либо замочили рукав. Один лишь император сохранит в сердце немного горечи от морской воды. Эти люди не созданы для того, чтобы раствориться внутри картины.

И он добавил:

— Море прекрасно, ветер сопутствует нам, птицы морские вьют себе гнезда. Отбудем же, мой учитель, в ту страну, что за всеми морями.

— Отбудем, — сказал старый художник.

Ванг–Фо взялся за руль, а Линг налег на весла. Слаженный их шум снова наполнил собою весь зал; настойчивый и размеренный шум, подобный биению сердца.

Уровень воды незаметно начал понижаться вокруг высоких отвесных скал, и они снова превратились в колонны. Вскоре лишь редкие лужицы поблескивали кое–где в углублениях нефритового пола. Наряды вельмож оказались сухими, и лишь у императора несколько клочков пены еще белело на полах его облачения.

Шелковое полотно, завершенное Ванг–Фо, осталось лежать на низком столе. Весь передний план занимала на нем барка. Она понемногу удалялась, оставляя за собой пенистый след, расплывавшийся на невозмутимой поверхности моря. Уже и не различить было лиц тех двоих, что в ней уплывали. Хотя еще можно было заметить красный шарф Линга и развеваемую ветром бороду Ванг–Фо.

Биение весел стихало, потом совсем смолкло, поглощенное пространством. Император, нагнувшись вперед и приставив руку к глазам, следил за исчезающей баркой Ванга, которая стала уже едва различимой точкой в бледной глубине заката.

Наконец барка завернула за скалу, которая отгораживала открытое море; тень утеса поглотила ее; пенистый след стерся в водной пустыне, а художник Ванг–Фо и ученик его Линг исчезли навеки в этом море нефритовой голубизны, которую Ванг–Фо только что придумал.