Каирский синдром - [42]
То, что произошло в Каире год спустя, в феврале 2011 года, казалось, опровергло эти выводы. Бунт горожан, внезапный и свирепый, смел фараона Мубарака. Но что потом? Я вспомнил: такие бунты случались в Египте регулярно, и после них все возвращалось на круги своя. А разве не то же самое происходило в России после каждой революции? Большая разница в одном: сегодня Россия умирает от нехватки людей, Египет — от их избытка. Какой вид смерти вы предпочитаете?
ПРОЩАНИЕ С ГЕЛИОПОЛИСОМ
(8 апреля 2010 г.)
Устал от писанины, вышел из пансиона «Дахаби». Бауаб привычно вытянулся в стойку, отдал честь. Угостил его сигаретой и углубился в улочки Гелиополиса. Хотелось посмотреть, что стало с кинотеатрами, где мы, советские переводчики, проводили долгие вечера в 71-м.
Кино — особая традиция Каира: в 40-е здесь появились десятки кинотеатров, как крытых, так и под открытым небом. Сперва — для британских военных, потом — для египетского среднего класса. Среди них — «Норманди» и «Палас» в Гелиополисе, «Метро» и «Радио» на улице Сулейман-паши. В открытых кинотеатрах было привольно — зрители сидели на скамейках, курили, пили турецкий кофе «масбут», бедуинский чай, пиво «Стелла». Услужливые разносчики приносили орешки — фуль судани.
Показывали обычно два фильма в один сеанс, и за четыре часа сидения под теплым небом можно было крепко налакаться бренди.
Мы чаще всего смотрели кино в Гелиополисе. До центра надо было добираться на такси — за полтора фунта. Автобусы и прочие транспортные средства были исключены — из-за давки и страха быть обворованным. Для сравнения: билет в кино стоил пятнадцать пиастров, хороший сэндвич с кофтой — пятнадцать пиастров, хамсаташар — пятнадцать пиастров. А до Гелиополиса из Наср-сити, 6 на трамвае билет стоил не более пяти пиастров.
В гелиопольских кинотеатрах «Палас» и «Норманди» мы посмотрели в пьяной эйфории всю массовую кинопродукцию 60-х. Но там показывали и приличные фильмы: «Сатирикон» Феллини, «Забриски Пойнт» Антониони.
39 лет спустя я не узнал этих мест. Вот старый кинотеатр «Палас», заколоченный фанерой, в самом конце улицы Аль-Ахрам.
Мы с Сашей смотрели здесь «Бассейн» в 71-м — под открытым небом.
Между рядов пробегали лотошники, вопя: «Семито-чипс».
Мурлыкала реклама стирального порошка «Рапсо», Ален Делон хлестал Роми Шнайдер, а Морис Роне захлебывался в бассейне.
Запрокинув голову, мы поглощали из фляжки бренди «Дюжарден». Затягивались «Килубатрой», запивали фантой.
В сортире было не протолкнуться: у стенки стояли рядами местные молодые люди и неистово мастурбировали. По-арабски — взбивали мыло. Так впечатлила их задница Роми Шнайдер.
Апрель 2010-го. Мы ведем репортаж с улиц Гелиополиса. Камера направляется вправо, влево… Мы слышим неровные приближающиеся шаги. Тень строителя Гелиополиса, бельгийского барона Дэмпена витает где-то рядом. Повторяю: мы слышим эти звуки. Они все ближе. Хочется засунуть голову под мышку.
Вы слышите?
Прекратите перепевочки, черпайте из бездны, не воскрешайте фантомы прошлого!
Это говорю вам я, стареющий советский переводчик.
Напротив заколоченного кинотеатра «Палас» — академия Генштаба в мавританском стиле. У стены спит в обнимку с «калашниковым» египетский солдатик.
Ушел последний трамвай на Наср-сити с остановки «Муаллимин».
Иду назад — к перекрестку улицы Аль-Ахрам и площади Рокси, туда, где собирались вечерами советские переводчики. Хвастались «Ронсонами», «Ориентами» и «Паркерами». Все изменилось! Исчез Restaurant de Familles, где старый грек с трясущимися руками подавал тарелки со спагетти. Исчезли лавки, где торговали дисками.
Это уже не тот Гелиополис, по которому стайками шлялись русские хабиры, пили хамсаташар, разглядывали часы в витринах.
Сегодня здесь так же шумно. Но все другое.
Новая египетская публика. Средний класс. Девки с голыми пупками и в шелковых косынках.
Одинокий, по-прежнему пустой, стоит индийский замок барона Дэмпена. Почему так млели при виде его русские хабиры? Наверное, эклектическим стилем он напоминал им избушку на курьих ножках.
Бедняги, они тут были исторически недолго — какие-то три года — с 69-го по 71-й. Насер их позвал, Садат выгнал. И вернулись они в постылую советскую жизнь.
Короче, я так и не нашел того Каира. Это не тот Каир. Не тот Гелиополис.
Нечего искать! Нечего! Духи, тени русских хабиров испарились. Теперь здесь другая жизнь. В одну воду дважды не вступишь.
Пора уезжать из Египта.
Что я и сделал. Упаковал чемоданчик, тепло попрощался с баубабом и поехал в аэропорт.
Перед глазами в последний раз промелькнули белые виллы Гелиополиса, утыканные сателлитными антеннами корпуса Наср-сити.
ТЕРМАЛЬНЫЙ СИНДРОМ
Осенью 2010 года я писал в Карлсбаде концовку этой истории.
Остановился на окраине очаровательного парка Дворжака в отеле «Термаль» — угрюмом здании времен социализма, где на пятнадцатом этаже за своим маленьким «Макинтошем» уныло долбал по клавиатуре. Пальцы привыкли с юности к тяжелым металлическим клавишам машинки «Континенталь», а тут — вялые пластиковые пуговки, которые прогибались под наработанными ударами железного века.
Я спускался периодически в столовую и там накладывал себе салаты, кнедлики и прочую хурду-бурду. Кормили по-чешски — жирно и безвкусно.
Тексты, вошедшие в книгу известного русского прозаика, группируются по циклам и главам: «Рассказы не только о любви»; «Рассказы о гражданской войне»; «Русская повесть»; «Моменты RU» (главы нового романа». Завершает сборник «Поэтическое приложение».«Есть фундаменты искусства, которые, так сказать, не зависят от качества, от живописания, но которые сообщают жизнь, необходимую вибрацию любому виду творчества и литературе. Понять, что происходит, — через собственную боль, через собственный эксперимент, как бы на своей собственной ткани.
Дмитрий Добродеев, востоковед и переводчик, финалист премии Русский Букер, в конце 80-х волею случая угодил в пролом, образовавшийся на месте ГДР, и вынырнул из него уже в благоустроенном Мюнхене – журналистом Русской службы новостей радио “Свобода”. В своем автобиографическом романе “Большая свобода Ивана Д.” он описывает трагикомические перипетии этого “времени чудес”, когда тысячи советских людей внезапно бросали работу, дом, даже семьи и пускались в опасный бег – через плохо охраняемые границы на Запад, к новой жизни.
В книгу финалиста Букеровской премии — 1996 вошли повести "Возвращение в Союз", "Путешествие в Тунис" и минималистская проза. Произведения Добродеева отличаются непредсказуемыми сюжетными ходами, динамизмом и фантасмогоричностью действия, иронией и своеобразной авторской историософией.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.