Каирский синдром - [41]
Изречения — банальны и смешны: «Девушки должны выходить замуж (аль-банат лязим татагауз)». Стереотип: самые красивые девушки в Дельте, в Эль-Мансуре. Там квартировали солдаты Наполеона.
Иностранцы — все без исключения хауаги (чурки). На рынке про меня: «Чего хочет этот хауага?» Я грозно топаю на него. Он пятится: «Мистер хороший, мистер не хауага!»
Продавец апельсинов расписывает преимущества женского обрезания:
— Тагмиль — вещь необходимая! (Хага лязим.)
Он поцеловал себе обе руки:
— Это здорово! У нее будет меньше похоти! А ты пристроишься к ней поудобнее и имеешь в свое удовольствие!
Что можно возразить?
ЕЩЕ МОМЕНТЫ
Сочи, конец апреля 1986 года, цэковский санаторий им. Фрунзе.
Я сопровождаю как переводчик старого египетского коммуниста Хамади.
Он вдыхает запах кавказских магнолий:
— Скажи Агарышеву, референту ЦК, пускай дадут мне работу, я друг вашей страны. Хочу сидеть на даче в Сочи и переводить марксистскую литературу на арабский язык. Буду стараться. А то семью в Каире невозможно содержать.
Неожиданно он хлестнул меня веточкой по причинному месту:
— Как твой Горбачев, еще стоит?
Я сжался, ничего не ответил. Египетское хамство. Еле сдержался, чтобы не дать ему в морду.
Утром был Чернобыль.
За завтраком подсела хмурая переводчица с английского и спросила:
— Вы ничего не слышали? Радиоактивное облако идет на Сочи.
Хамади весело рассмеялся.
Египтяне как дети, разве можно на них обижаться?
Каир, март 2010-го. По городу нас водит гид Самир — ухоженный сорокалетний копт в европейском костюме с галстуком. Я говорю «копт», потому что увидел у него на запястье наколотый крестик. В остальном он такой же египтянин, как и все, — ласковый, любящий тереться щечкой и чрезвычайно услужливый.
Когда всю группу немецких туристов загнали в мечеть на Цитадели, я побрезговал, так как вспомнил, что туда надо идти босиком вслед за сотнями людей. Мы с Самиром остались снаружи, закурили на лавочке.
Я спросил Самира, не видел ли он знаменитый в эпоху Насера египетский фильм «Цитадель героев»? Он засмеялся смехом-колокольчиком, погладил меня по руке:
— Вы же знаете вкусы Насера, он любил военно-патриотические фильмы. И этот вот фильм — «Цитадель героев» — занимал особое место в его фильмотеке.
Да, подумал я, — совсем как «Взятие Берлина» на полке Сталина. Или «Освобождение» для Брежнева. Это была эпоха героических постановок. Что примечательно, сегодня гламур совершенно вытеснил и в Египте, и в России военно-патриотическую тему. Одна неправда вытеснила другую.
Интересная тема для культуролога.
Российская культура сегодня максимально приближена к египетской: понимайте это буквально.
КУДА ИДЕТ ЕГИПЕТ?
(пансион «Дахаби», 8 апреля 2010 г.)
Да никуда он не идет! Что в 2010-м, что в 1971-м, что в 1942-м. Та же мелкобуржуазная пошлость.
Буржуазия на Замалике. Закормленный мальчик в Каире. Мама потчевала его пирожными с кока-колой и причитала… Ах, мой бедненький жирненький Гамаль!
Сволочи! Прожрали дельту Нила. Нету на вас джанджавидов!
Жалкие египетские интеллигенты. Болтуны никчемные, пустобрехи, проводят жизнь в кафе и беспрерывных бла-бла-бла. Несчастные феллахи копаются в арыках. А эти, блин, сидят и травят баланду. Вырождение некогда великого Египта.
Воистину, народы достойны своей участи. Ни нам, ни им не вырваться из антропологических клещей.
Что поделаешь? Они такие вот, беспечные, но они по-своему счастливы и умирают спокойно, мир их праху! К тому же их наплодилось очень много. Средиземное море губят миазмы сверхпопуляций: Александрии, Алжира, Стамбула и Афин.
Колониальный блеск в центре Каира потух. Некогда великолепная улица имени Сулеймана-паши Французского (ныне Талаат Харб) — утоптана миллионами бедных шлепанцев. Знаменитое в прошлом кафе «Гроппи» — полупустая кондитерская, где продают банальные пирожные.
Никакого буржуазного шика.
Ничего не осталось от блистательного Каира 40-50-х.
Не осталось и патриотов. Я помню египетских левых. Таких как Халед Мохи эд-Дин. Сейчас их нет. Нормальное критическое мышление исчезает повсеместно — на Ближнем Востоке, в России и Европе. Наступила эпоха торжествующей пошлости и суеверий.
Мир идет в сторону исламизма, консьюмеризма и полной утраты исторической памяти.
Умны ли египтяне? Сложный вопрос. Они очень милы, некоторые представители элиты даже неглупы. Но на уровне массовых представлений господствует потрясающая упрощенность мысли — типа «купи-продай» и «иншалла».
Что показательно, египетские фильмы недалеко ушли от жизни.
Диалоги и психология персонажей поражают идиотизмом, впрочем, весьма близким к реальности:
— Ну когда я выйду замуж, мама?
— Подожди, Мона, мы еще не скопили достаточно денег!
— А ведь я скоро окончу университет и что тогда?
— А ты ходишь за ручку с Гамалем?
— Да, мы ходим за ручку с Гамалем.
— Смотри, не опозорь меня, дочка!
Меня иногда охватывало отчаяние: мне казалось, что в этой стране ничего никогда не изменится, чиновники будут брать взятки, интеллигенция будет рассуждать о благозвучных глупостях, а бесправные низы за чашкой чая шутить на тему замужества. Неизменным бытием Египет очень похож на Россию.
Вывод: египетский уклад, как и русский, построен на неравенстве, коллективизме и светлой вере в завтрашний день.
Тексты, вошедшие в книгу известного русского прозаика, группируются по циклам и главам: «Рассказы не только о любви»; «Рассказы о гражданской войне»; «Русская повесть»; «Моменты RU» (главы нового романа». Завершает сборник «Поэтическое приложение».«Есть фундаменты искусства, которые, так сказать, не зависят от качества, от живописания, но которые сообщают жизнь, необходимую вибрацию любому виду творчества и литературе. Понять, что происходит, — через собственную боль, через собственный эксперимент, как бы на своей собственной ткани.
Дмитрий Добродеев, востоковед и переводчик, финалист премии Русский Букер, в конце 80-х волею случая угодил в пролом, образовавшийся на месте ГДР, и вынырнул из него уже в благоустроенном Мюнхене – журналистом Русской службы новостей радио “Свобода”. В своем автобиографическом романе “Большая свобода Ивана Д.” он описывает трагикомические перипетии этого “времени чудес”, когда тысячи советских людей внезапно бросали работу, дом, даже семьи и пускались в опасный бег – через плохо охраняемые границы на Запад, к новой жизни.
В книгу финалиста Букеровской премии — 1996 вошли повести "Возвращение в Союз", "Путешествие в Тунис" и минималистская проза. Произведения Добродеева отличаются непредсказуемыми сюжетными ходами, динамизмом и фантасмогоричностью действия, иронией и своеобразной авторской историософией.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.