Каирский синдром - [23]

Обходными тропами он пробирался в район боев под Эль-Аламейном.

На выезде из Александрии его остановили британские патрули, за шкирку доставили в контрразведку. Допросы продолжались долго. Садат сказал всё: англичане его отпустили в обмен на подписку. Он стал внештатным информатором и долго потом просыпался в холодном поту, боясь, что его разоблачат.

Для легенды — его разжаловали, посадили в тюрьму, разрешили бежать. В 45-м он был восстановлен в армии по амнистии.

Он долго слыл соратником Насера: ходил ласковый и неприметный, клялся в дружбе Советскому Союзу. В Москве были очень рады, когда он стал президентом.

Потом пришло известие, что Садат обезвредил всех друзей Советского Союза: в армии, МВД и парламенте. Стал говорить о дружбе с Америкой, о «политике открытых дверей».

Доверчивый египетский народ со всем этим был согласен: все так же сидели на улицах аксакалы, дымили кальянами, одобрительно кивали.

После подписания Кэмп-Дэвидского договора с Израилем Садат начал пить. Вернее, стал пить больше. Его любимым напитком была водка. Он свято верил, что она не оставляет запаха.

Приходил утром на совещания с остекленевшими глазами, застегнутым на все пуговицы, в маршальском кителе, в двенадцать уезжал на обед и снова лез в холодильник. Однако темная шишка на его лбу росла — свидетельство исправных молений на коврике.

Жена — полуангличанка Джихан, для домашних Джигги, — смотрела с изумлением на эти новые привычки. По вечерам с бокалом водки Садат садился в кинозале и, подобно Сталину, смотрел голливудскую классику — Фреда Астера, «Унесенные ветром» и т. д. Неизменный кальян дымился у его ног.

Стадион Наср-сити, 6, октября 81-го. Парад. Садат сидит на трибуне в причудливом маршальском мундире, с жезлом в руке. Вокруг руководство страны.

Из крытого грузовика выскакивает кучка солдат, их ведет лейтенант Исламбули. Они бегут к трибуне, стреляют из «калашниковых», бросают гранаты. Садат почему-то встает — навстречу пулям. И падает, держась за шею. Остальные прячутся под скамейки. Истекающего кровью Садата по требованию жены доставили не в госпиталь, а на виллу, где он через час скончался.

Стоп-кадр.

Хрен с ним, с Садатом. Его история подтверждает одно: человек — игрушка обстоятельств и спецслужб; массы — быдло; навязать им можно все — от коммунизма до капитализма — и в Египте, и в России, и в Штатах. Даже героизм фанатиков не в силах это изменить. Мы все — Садаты.

АТРИБУТЫ 71-го

И все-таки планета вертелась! Материальное было неуничтожимо. Престижная покупка — «Жилетт»: станок, меняющий угол лезвия. При этом само лезвие оставалось классическим. А в совке используют старые станки, времен Второй мировой войны. Продается «Олд спайс»: афтер-шейв и одеколон. Запах сейчас кажется отвратительным. А тогда — супер. Не то что «Шипр» или «Лаванда» в Союзе.

Часы «Сейко» и «Ориент» конкурировали в премиум-сегменте. «Ориент» имел более экзотическую форму — сейчас такие не производят. Продавцы помещали часы в аквариумах с рыбками и выставляли в витрине на виду у изумленных пешеходов. За эти «Сейки» ребята готовы были продать родину.

71-й: на улицах появляются джинсы-клеш и башмаки-булыжники. Нам, переводчикам, новая мода активно не нравится. Мы остаемся в 60-х.

Однако золото — вот точка притяжения для командировочных. Мы всё узнали про караты. В Советском Союзе в ходу были четырнадцать каратов — 585-я, кажется, проба. Низкая по содержанию чистого золота.

В Египте хабиры смекнули, что брать надо восемнадцать каратов. Желательно — изделия швейцарской и итальянской работы. Все стали большими специалистами. Ходили по лавкам, разглядывали изделия в лупу, пробовали на зуб, спорили с продавцом. Дыбля — колечко, хатим — перстень, сильсиля — цепочка и т. д.

Знание языка не спасало от надувательств. Часто какое-то звено в цепочке оказывалось медным или перстень начинал облезать после первой недели.

Наколовшись пару раз на базаре Хан-халили, где впаривали что угодно, мы с Сашей повадились ходить к ювелиру Шушани. Это был седовласый армянин, его лавка находилась на улице 23 июля, которую по старинке именовали Фуад.

Когда в кармане было фунтов двадцать-тридцать, мы заходили к Шушани, заказывали кофе и принимались разглядывать товар. При этом имитировали британцев, которые в туземных лавках ведут себя надменно, разглядывают украшения чуть ли не под микроскопом, выказывают пренебрежение к продавцу и торгуются до упора.

В золотые украшения египтяне охотно вставляли александрит и агат — полудрагоценные камни, которые почему-то пользовались спросом в Союзе. Куда лучше была бирюза — файруз. Но тут следовало быть внимательным. Настоящая бирюза — в прожилках, бугристая, живая, а они вставляли искусственную бирюзу — однотонный пластик.

На уровень ниже золота котировалось серебро — фадда. Но украшения из него были красивее — традиционная арабская чеканка и черненое серебро вместе с бирюзой смотрелись отлично. Это добро покупалось чуть ли не килограммами.

Среди хабиров особым успехом пользовался египетский гипюр — безвкусная кружевная синтетика, которая отлетала с ходу в советских комках. Считалось хорошим тоном везти ее в рулонах и дарить отрезы на свадьбу. Бойкие арабские продавцы отмеряли гипюр метрами, подмигивая дородным хабирским женам.