Каинова печать - [8]

– Митенька, ты же мальчик из хорошей семьи, – напомнила ему бабушка, когда он сказал о своем решении.

– Значит, бабуля, мне придется стать хорошим следователем, – ответил Димыч. И он им стал.

Под утро разбудил Димыча сосед снизу.

– Ну че, кореш, опохмелиться не хочешь?

Все трое попутчиков, видимо, были знакомы друг с другом.

– Хочу, – коротко ответил Димыч, спрыгивая с полки. Поставил рядом с бутылкой водки пиво «Янтарное».

Парни оказались вполне симпатичными, ну, а что несло от них перегаром, так и от него, надо полагать, не фиалками пахло. Поправив здоровье, отправились всей компанией в тамбур. Едва приоткрыв дверь, Димыч оторопел: женщина-эксклюзив стояла на том же месте, в слабом свете тусклой лампочки вырисовывался ее профиль. Будто и не уходила.

– Доброе утро, – пробормотал капитан, но на сей раз она не кивнула в ответ на приветствие. Окинув взглядом компанию, ушла в вагон. Глаза под черной челкой были изумрудно-зелеными.

* * *

Месяц назад Лидия не думала, что еще раз вернется во Владоград – слишком тягостны были воспоминания. Тогда она ехала совершенно разбитая. Ее знобило, мысли путались. Даже не то чтобы путались, просто одна, доминирующая, билась в висках: я родилась убийцей. Господи, почему? Чье проклятье легло на мою душу? Ведь я никогда никому не желала зла. Какая сатанинская сила во мне заложена?

Поехала Лидия в этот город по приглашению секретаря Союза художников губернии. И удостоили ее этой чести не только потому, что имя было на слуху, о ней писали газеты, а выставки работ экспонировались в лучших выставочных салонах как российских, так и зарубежных. Ею гордились как уроженкой, землячкой. Но сама она в этот край, где родилась и где прошло ее трудное детство, никогда не стремилась, и первая реакция на приглашение была однозначна – отказаться. И все же она поехала. Лидия была уверена, что совершенно лишена сентиментальности, но, видимо, это было не так. И если новостройки оставляли ее равнодушной, то природа будила в душе что-то давно забытое, незнакомое щемящее чувство заставляло сильнее биться сердце. Стоял апрель, во всем уже явственно виделись приметы весны. Еще не набухли на деревьях почки, не вылезли на свет Божий подснежники, но весна была разлита в самом воздухе, и Лидия жадно вдыхала его. Ноги сами принесли ее к школе-интернату, где она прожила несколько лет, но заходить туда не стала. Постояла, посмотрела на стайки ребятишек и спустилась к реке. Речка стала другой – ее одели в бетон, но Лидия пошла вверх по течению, пока бетон не сменился бережком, посыпанным галькой. Ей показалось, что она набрела на знакомый валун. Подумав, постелила газету, а на нее – теплую шаль, которую сняла с плеч, и присела, не переставая смотреть на реку.

Говорят, вода обладает памятью. Тогда, быть может, она вспомнит маленькую девочку Лиду… Впрочем, о чем она? Это река – та же, а вода давно убежала… Зато у Лиды необыкновенная память. Ей казалось, что она помнит себя еще до года. Мать Лиды умерла от родов, отца она никогда не знала, воспитывали ее бабушка с дедушкой, и жили они тогда в глухой деревушке. Дедушка очень любил ее и баловал, бабушка была суровой, и Лида ее боялась. Однажды, совсем ребенком, она услышала странный разговор между стариками. Его смысл открылся ей намного позже, но память для чего-то сберегла сказанное.

– Ты совсем не любишь девочку, – с укором произнес дедушка. – Никогда не приласкаешь ее.

– Да, – ответила бабушка. – Но меня можно понять: она убила мою единственную дочь. Сатанинское отродье…

Когда дедушка, художник, увидел, что Лида любит рисовать, он стал покупать ей цветные карандаши. Она пользовалась только двумя: черным и желтым. И когда от них оставались лишь огрызки, остальные были почти целыми. Тщетно дедушка пытался уговорить ее разрисовать траву зеленым, а цветочек красным, она только наклоняла голову и упрямо качала ею. Дедушка часто водил ее на берег речушки, что протекала в их деревне. Тогда, Лида помнила, над ней летали красивые стрекозы. Здесь, на этой реке, дедушка и погиб. А случилось это так. Маленькая Лидочка замочила туфельки, и дедушка, пожурив ее, взял за руку. Они стали подниматься по обрывистому бережку вверх, но девочка вдруг вырвалась и побежала вниз. Почему и зачем? Этого она не могла вспомнить при всей своей феноменальной памяти. Дедушка бросился за ней, гравий посыпался у него из-под ног… Неловко упав, старик ударился затылком о камень.

Похороны Лидия помнила хорошо, но больше всего то выражение ужаса, с каким глядела на нее бабушка.

Вскоре приехал из города бабушкин сын. Они устроили девочку в школу-интернат, и больше Лида никогда не слышала о них. Она пошла в первый класс и сразу же стала учиться на «отлично», старательно выводя каждую буковку и моментально запоминая сказанное учительницей на уроке. В свободное время по-прежнему рисовала. Так продолжалось до пятого класса. Затем к ним в школу приехала какая-то московская комиссия. Пожилой мужчина долго рассматривал черно-желтые рисунки, а затем увез Лиду в Москву, тоже в школу-интернат, но теперь уже в художественный. До окончания седьмого класса ее жизнь почти не отличалась от жизни интерната родного города. Только теперь она больше занималась рисованием. Затем началась борьба за выживание. Лида поступила сначала в художественное училище, потом в институт, и все это время работала то нянькой, то прачкой, то дворником. Ей было только двадцать пять, когда о ней заговорили, в тридцать она получила в Москве однокомнатную квартиру. Впервые обретя собственную крышу над головой, позволила себе немного расслабиться. Смогла купить кое-что из мебели, постаралась сделать свое жилище уютным. Единственное, что ее мучило, – очень низкие перила на балконе. Лида боялась высоты и почти не выходила туда, чтобы ненароком не посмотреть вниз. Соседи ставили рамы и застекляли их, но у нее не было на это средств. Она решила проблему проще и эстетичней: поставила горшочки с вьющимися растениями и нарастила таким образом перила еще на полметра.