Кадетская история - [14]

* * *

Наступившая весна принесла долгожданное тепло, весенние ливни и трескучее гудение майских жуков. Изменилось отношение к нам и наших «стариков». Они уже не видели в нас тех салабонов, которыми мы пришли в училище. Приближающееся расставание с ними принесло понимание того, что теперь мы встретимся не как «мальчики» и «старики», а как равноправные кадеты. Взгляд их стал доброжелателен, отношения братские. Они оставались сдавать выпускные экзамены, а мы должны уехать в полевой лагерь, при воспоминании о котором старшие кадеты насмешливо улыбались, сочувственно кивая головой…

Странно, но так медленно, кажется, тянущийся год пролетел мгновенно. Только что все стонали — когда же лето, лагерь, а потом долгожданный отпуск? Когда же закончится первый курс? И потому не верится, что год позади, и звучит громкая команда — по машинам!

Автобусы остановились за воротами летнего военного лагеря, который неожиданно появился за деревьями между двух уссурийских сопок. В какой-то сотне километров от него — граница с Китаем. Рядом с лагерем протекает небольшая коварная речка, имеющая второе дно. Зазеваешься, провалишься под него, затащит течение подземной реки — никто и тела не найдет…

Лагерь — рубеж между первым и вторым курсом. После лагеря — домой в отпуск! Самым настоящим «старичком». Мы уже не «мальчики». Позади год учебы. Позади год крепкой дружбы, трудностей, лишений, испытаний. И если ты остался в строю — значит, все перенес с честью. Кадетка ошибок не прощает!

Летний военный лагерь — беспрерывный лошадиный марафон. Подъем — кросс. После завтрака — инженерная, огневая, топография, перед обедом физическая — либо кросс, либо спортивные снаряды на спортгородке. Полчаса отдыха после обеда, и все кадеты без задних ног вповалку валяются в прохладной тени. Подъем! Тактическая подготовка, строевая, марш-броски — с оружием, порой в противогазе… И все под палящим дальневосточным солнцем, в таком влажном от близости океана воздухе. Сжимают зубы кадеты. Трудно. Не в первой!.. Наливаются упругостью мышцы, отвердевает характер. Мы — настоящие мужчины, мы — кадеты, мы — служим Родине! И пускай наши гражданские одноклассники сейчас отдыхают, загорая на речках, валяясь на диване, зато мы узнали цену настоящей дружбы, верности, чести… Чего никогда не узнают и не поймут гражданские.

— Сегодня будете сдавать марш-бросок десять километров на значки военно-спортивного комплекса! — майор Руденков смотрит насмешливо, — Марш-бросок отличается от кросса тем, что оценка будет выставляться взводу по первому, и самое главное, по последнему суворовцу. Пробежит последний на двойку, значит всему взводу — оценка два!

Надо пробежать десять километров — пробежим десять. Если оценка по последнему — значит придем все вместе, таща на себе отстающих и их снаряжение! Значит, самым быстрым придется не гнаться за рекордом, а тащить по две, а то и по три нормы выкладки. Кадеты подгоняют ремни на автоматах, чтобы не болтались, подгоняют ремни на вещмешках, чтобы сидели как влитые. Попрыгали. Все нормально — готовы!

Старт! Вперед! И заливает пот глаза… Собираются портянки в сапогах, сбивая в кровь ноги… Сжимаются зубы, чтобы не застонать от нестерпимого жжения лопнувших мозолей… Останавливаться нельзя — подведешь взвод. На счету каждая секунда. И тащит Андрей Обруч за спиной три вещмешка, свой автомат за спиной, и в каждой руке еще по автомату… Рядом ритмично дышу я, так же обвешанный оружием и снаряжением. Нельзя делиться на отдельных личностей. Это общая кадетская ноша. Если товарищу хуже и труднее, чем тебе, значит, ты принимаешь часть его груза. Держись, Щербаков! Дыши в такт! Не сдавайся! Закатываются от перенапряжения глаза у Щербакова, из последних сил хрипя, бежит по пыльной дороге, запетлявшей среди уссурийских сопок. И подхватывают его под руки кадеты, попарно таща отстающего… Умрем, но не бросим товарища! Мы — кадеты! Мы — уссурийские тигры!..

* * *

Отпуск пролетел незаметно. Родные и знакомые вгоняли в краску, с удивлением отмечая, как сильно я за год повзрослел и окреп, хвалили выправку, замечали отнюдь не юношескую серьезность в глазах. Мама пыталась откормить «так похудевшее» чадо, а сверстники просили показать что-нибудь «эдакое» на перекладине и с интересом рассматривали черную форму. К своему большому удивлению я заметил, что за один год мы стали заметно различаться. Они не понимали мой армейский юмор, не знали что такое старшина, у них были какие-то извращенные понятия о дружбе и чести. Нормальным считалось кого-нибудь обмануть, они с восторгом вспоминали, как напились на школьной дискотеке, как впятером побили одного… Одноклассники смотрели на меня с сожалением, как на сумасшедшего, который сдуру надел погоны и лишен такой веселой, бесшабашной жизни. Мне было жаль их. Они не могли понять, что приобрел я. Объяснять я тоже не хотел.

Но, как бы ни было хорошо дома, а в Уссурийск тянуло, не терпелось увидеть своих товарищей-однокашников и такое родное училище.

Боже мой, как радовался взгляд, когда по дороге в училище где-нибудь в аэропорту мелькнет черная форма с алыми погонами — свой! Кадет! Знаком — не знаком — не важно! С другой роты — не важно! Раз в кадетской форме — значит друг и брат! И сбиваясь в стайки, мы вместе добирались до родных стен…