Качурка - [2]

Пошёл я на корму прожектор выключать. Смотрю — из темноты птица, величиной со скворца, вынырнула и ударилась о прожектор. Бегает от меня по палубе, никак не может взлететь. Прожектор я выключил, а птицу принёс в каюту. Это была качурка. Она на свет залетела. Сама серая, на брюшке белое зеркальце, а лапки маленькие и с перепонками, поэтому она может взлететь только с воды.

Качуркино сердечко в моей руке так и бьётся — тук-тук, тук-тук! Даже клюв раскрыла от страха — никак отдышаться не может. Вышел я с ней на палубу, вверх подбросил — она улетела. А куда — сам потом удивлялся, когда на карту посмотрел: корабль наш в открытом океане шёл, за сто километров от берега.

ГОСТЬ ИЗ ТУНДРЫ

Наутро Чукотская земля должна показаться, а ночью был туман, да такой густой, что с кормы носа не видно.

Пришлось всё время гудки давать, чтобы в тумане с другим кораблём не столкнуться.

Моя вахта была, и я следил за сигнальными огнями. Всё было в порядке, кроме одного, самого главного фонаря, который на верхушке мачты находился: он погас. Я и выключатель проверял и провода — всё исправно, а фонарь не горит.

Смотрю я снизу на верхушку мачты, а фонарь-то горит. Только чуть-чуть. Какая-то большая птица на фонарь уселась и свет загораживает. Фонарь снизу птицу освещает. Перья у неё белые и пушистые. Лапы с когтями и тоже покрыты перьями, как в штанишках.

Что это за птица — не знаю, только не морская. У морских птиц перо гладкое, да и лапы с перепонками.

Ветер с берега потянул, разогнал туман. Стало светло. Разглядел я птицу: это оказалась полярная сова. Белая и пушистая, она озиралась вокруг. Дневной свет слепил её. Когда на горизонте показался берег, сова улетела в тундру. Крылья у неё короткие, а полёт мягкий.

Я подумал: наверное, не одних людей в море тянет. Часто сухопутные птицы летят в открытое море, выбиваются из сил и гибнут в волнах!

ДОМИК-РАКУШКА

Шёл я по морскому берегу, красивые камешки искал. Вижу — жёлтую раковину волны выбросили на песок. Внутри рак-отшельник сидит и на меня поглядывает. Глаза у него, как бусинки, шевелятся на тонких стебельках. Он из ракушки себе домик сделал и отшельником живёт в нём, ни с кем не водится. Поднял я ракушку и рака потрогал пальцем — рак клешни убрал и ещё глубже спрятался в домик. А ведь ракушка совсем не его домик, её рак на дне нашёл, в ней раньше жила улитка с рожками, только умерла, наверное. Рак в улиткиной ракушке поселился и вылезать не хочет.

Ракушка мне понравилась, только как из неё рака выжить?

Взял я ракушку и подальше от воды на песок положил, а сам сзади стою и придерживаю её ногой.

Рак из ракушки клешни высунул и хотел ползти к воде, а моя нога его не пускает.

«Нет, — думаю, — ты себе в море ещё раковину найдёшь, а я где возьму?»

Вырывался рак, вырывался, и вдруг что-то внутри скрипнуло, рак из раковины выскользнул и по песку зашагал в море. Ножки в панцире красные, а брюшко белое-белое и мягкое. Поэтому он его в ракушке прятал, чтоб рыба не отъела.

Тут волна на песок нахлынула — отхлынула — и нет рака. Только белое брюшко в зелёной волне мелькнуло, я пустую раковину в карман положил и пошёл домой.

БЕСПОКОЙНЫЙ ХВОСТИК

Нашёл я лесной шатёр, — Старые ели сучья сплели, а внизу — мягкая подстилка из жёлтых иголок. Темно в нём и душно, пахнет смолой.

Белка здесь когда-то обедала. Оставила она после себя целый ворох ощипанных шишек.

Стал я ворошить шишки. Смотрю, лежит комочек рыжей шерсти. Наверно, белку съела куница, и только кончик беличьего хвоста валяется. Серебристый паучок обвил его паутиной, устроил себе из беличьей шерсти закуток. Паучка я потрогал пальцем. Он испугался, быстро-быстро вскарабкался вверх и закачался на паутинке. Поднял я хвостик и засунул в пустую гильзу. Он весь туда уместился.

Дома, когда разбирал патроны, хвостик вынул и положил себе на стол.

Беспокойный этот хвостик оказался: как посмотрю на него, тянет меня опять бродить, искать лесные шатры!