Кабальеро плаща и гитары. Том 1 и 2 - [30]

Адриано грустно вздохнул, опустил голову, признавая мою правоту, выдавив лишь:

— Когда? Когда они собираются начать?

Я пожал плечами.

— Счёт идёт на недели. Возможно, месяцы. Точнее не скажу.

— Твой отец труп, Адриано, — продолжил я после паузы. — Если его в процессе «случайно» не грохнут, то посадят, и надолго. Он слишком наследил с имперцами, придраться к чему найдут. И всем будет до афелия Седны, за дело его посадили или просто так.

Конечно, он не сдастся, и будет бодаться. Но у него плохая «рука». У одной только королевы с канадцами «Флеш-рояль», а есть ещё Феррейра и Сантана. Тогда как он собрал максимум «полный дом», против них всех.

Он погибнет. А вот ты останешься. И тут всё будет зависеть от тебя, погибнешь вместе с ним, с небольшим запаздыванием, или выживешь, с гипотетической возможностью возглавить «Объединённую атомную»?

— Что от меня требуется? — Голос похоронный. Но, видно, он и сам знал больше меня. И понимал, что действительно, тучи над «Венерианской атомной» сгустились уж слишком грозовые.

— Вовремя произнести своё «отдать», — выдавил я победную улыбку. — Ты готов?

Короткое раздумье, затем кивок.

— Да, готов.

Смятение.

— Господи, Шимановский, я… — Он забегал взад-вперёд, словно загнанный конь. — Это ведь… Это ведь предательство! Предательство по отношению к родному отцу!

— А ты можешь что-то сделать? Можешь помешать?

— Нет, но… Но как же так? Мне же придётся…

— Кому сейчас легко!.. — философски заметил я.

— Это она? — произнёс я, когда мы вернулись «на свет», в главную залу.

— Она? — сделал вид, что не понял, о чём я, Адриано. Я вновь указал на прекрасную сеньориту, на которую он с вожделением, но одновременно трагизмом смотрел, когда я подошёл. Красивая девочка, из очень хорошей семьи, и, кстати, тоже с белыми волосами. Но — кукла. Пустышка. Не люблю таких. Подержаться там есть за что, но я предпочитаю мозги. За мозги не подержишься, но удовольствия от общения получишь куда больше.

— Она тебе нравится, — решил я резать по живому. — Но ввиду того, что мачеха начала твою травлю, кривит мордаху, какое ты недостойное её быдло. Хотя раньше «дружить» соглашалась. Так?

— Зачем тебе моё подтверждение? — снова покраснел он. — Ты ведь и так всё про всех видишь и знаешь.

Я покачал головой, нагнетая атмосферу. От меня так просто не отцепишься.

— Она шлюха, Манзони. Шалава. Её отодрало очень много народу из «чистокровных».

Так, реакция пошла. Адриано затрясся, и я какое-то время молчал, давая перегореть. Он нужен мне, нужен для дел, а как можно рассчитывать на человека, у которого в голове сопли?

Пусть переболеет. Да, страдания — не самая приятная в жизни вещь, но это очищение, катарсис. Он должен стать взрослым. Я свой катарсис прошёл после первого убийства, и ни разу о произошедшем не пожалел.

Есть, успокоился. Я продолжил:

— Слушай, в школе у тебя были друзья. Круг общения. Неужели так всё плохо и отвернулись ВСЕ?

Он отрицательно покачал головой.

— Не все. Даже не все «чистокровные». У меня остались друзья, хоть и всего несколько человек. Но они… — Пауза. — Скажем так, они недостаточно высокого статуса и положения, чтобы посещать самый крутой салон Альфы.

Что ж, не всё запущено, это радует.

— Манзони, хочешь совет? — усмехнулся я. Подленько, чтоб пробрало ещё больше. Усмешка в ответ.

— Давай, Шимановский, что уж.

— Не делай себе мозги. Если собрался драться — дерись. И пусть все видят твою решимость. Друзей, кто остались — цени. Остальных же, даже кто просто выжидает, просто используй. Жёстко, цинично, но на большее они и не годятся.

— Трахни её, — сверкнул я глазами, чтобы голос был как можно убедительнее. Надо вселить в парня уверенность в себе, а то раскис, понимаешь. Нехорошо раскис. — Подойди к ней и трахни. Пусть вшивые аристократики тебя травят, но ты — сын отца. Признанный, законный. И как бы она ни воротила нос СЕЙЧАС, если заставишь, морально подавишь, раздвинет ноги, как милая. А потом, получив своё, кинь её. Пусть её дотрахивает за тобой кто хочет, тебя такие мелочи касаться не должны.

— Ты — мужчина, — вновь сверкнул я глазами, понимая, что от звука голоса завожусь и сам. — А настоящий мужчина от всех этих гламурных педрил, — указал как пример на юного герцога Феррейра, тусующегося вдали в компании ещё более раскованных аристократичных шлюшек, — всегда берёт то, что хочет. Что ему нравится. И ни перед кем не держит за это ответа.

— Хммм… — потянул мой будущий друг. Я его заинтересовал. Я же продолжил, не «слетая» с волны:

— Не согласен? Согласен? А раз согласен — будь им! Мужчиной, а не размазнёй. Тем Адриано Манзони, которого я помню, который почти подчинил себе эту грёбанную школу генерала Хуареса — а там учатся те ещё кадры. Ведь если бы не я, подчинил бы! — признал я его заслугу.

Кажется, план по впечатлению на парня я выполнил.

— Тебе легко говорить, — возразил он из желания возразить. — У тебя вон… Принцесса! — указал он на стоящую в сторонке, тоже в окружении подруг, то и дело бросающую на меня тревожные взгляды, Бэль. — И ты ей нравишься. У вас обоюдно.

— У меня их четыре, — усмехнулся я. — Четыре принцессы. И ещё одна — простолюдинка. Но я ни разу, вот вообще-вообще ни разу не думал о том, кто они! — Есть, вырвалось. Но о словах не жалею. Главное, чтобы Бэль не слышала то, что женщинам слушать противопоказано. — Просто брал и… Делал. Что хотел. Со всеми. За это они меня и ценят.