Кабак - [54]

— Я знаю, мы больше не увидимся, — сказал отец. Будь счастлив и храни тебя Бог.

Вот уж не подозревал, что папа верит в Бога.

В тель-авивском аэропорту имени Бен Гуриона новых жителей страны израилевой встретили невероятная жара и нарядно одетые ребятишки. Каждому вручили по маленькой корзинке с мандаринами и конфетами.

В прохладном зале, где служащие в одинаковой форме заполняли на компьютерах документы вновь прибывших, нас угостили кофе, чаем и очень вкусными бутербродами. Потом вручили документы, разноцветные непривычные деньги и банковский чек, который надо было вложить в банк. Узнав, что я один и родственников у меня здесь нет, предложили поселиться в гостинице для репатриантов. Пояснили, что за такси платить не надо — тоже подарок в честь прибытия. В дороге я задремал. Изредка открывая глаза, видел голубое спокойное, как на картинке, море. Через приоткрытое окно машины вдыхал стойкий мандариновый запах. Все это мало походило на реальность.

* * *

Сказка закончилась, как только я вошел в гостиницу «Марина», этакий Ноев ковчег для репатриантов. Пахло чем-то тошнотворно кислым и жареной на прогорклом масле рыбой. Даже на кухнях коммуналок советских времен запахи были поприличнее. Повсюду сновали неопрятные женщины с тазами и кастрюлями, несколько малышей с дикими криками восторга раскатывали по просторному вестибюлю на велосипедах, где-то рядом надрывался воплем младенец. Распорядитель, вполне сносно изъяснявшийся на русском языке, проводил меня в комнату на восьмом этаже, открывая, сказал, что пожить пока придется вдвоем, гостиница переполнена, и, вздохнув, добавил:

— А вы все едете и едете.

Сосед по комнате встретил меня довольно радушно, представился как «Михаэль», оказался просто Мишкой из Черновиц. Охотно вызвался сопровождать меня по инстанциям. Побывали в местном отделении абсорбции, открыли счет в банке, что сразу повысило меня в собственных глазах. Потом отправились записываться на курсы по изучению иврита — ульпан. Ошалев от бесконечных хождений и несносной жары, я предложил Михаэлю куда-нибудь зайти, перекусить. Он сразу оживился, сказал, что знает неподалеку одно «дивное местечко», где кондиционер пашет так, что замерзнуть можно. Стеснительно посоветовал:

— Только водку надо взять в магазине, так дешевле.

В магазине, уже без всякого стеснения, буркнул решительно:

— Бери две, чтоб потом не бегать, — забрал у меня из рук деньги, в которых я все не мог разобраться, заплатил. Деньги положил себе в карман: — Отдам потом, когда за обед расплатимся, а то ты в них все равно ни черта пока не понимаешь.

Он явно вошел в роль старшего по положению.

В кафе действительно было прохладно. Михаэль велел мне заказать шницель. Один.

— А как я ему объясню? — засомневался я.

— Чудак, шницель и есть шницель, что по-русски, что по-еврейски, а один на пальцах покажешь.

Со своей задачей справился. Михаэль тем временем приволок такую гору салатов, маринадов и печеных овощей, будто к нам должны были присоединиться с десяток голодных друзей.

— Салаты здесь бесплатные, пояснил он. — А шницеля нам и одного на двоих хватит.

Шницель и вправду был огромным, вылезал за края тарелки. Бутылку он водрузил на стол, а когда к нам приблизился явно недовольный нашим самоуправством хозяин, что-то стал ему заносчиво объяснять. Хозяин молча кивнул и удалился.

— Что ты ему сказал? — мне было любопытно.

— Сказал, что мы пьем только такую водку, а у него такой нет.

— А откуда ты знаешь?

— Да мы с тобой самую дешевую взяли, здесь ни в одном кафе такой не держат.

— Если сообразит, специально для таких, как мы, купит, — предположил я.

Михаэль сурово погрозил мне пальцем:

— Гляди, не накаркай.

На третий день, это была пятница, утром, направляясь в ульпан, нос к носу столкнулся на улице с Юрием Борисовичем. В сланцах, потертых джинсовых шортах и пестрой майке-безрукавке, Альхен выглядел настолько непривычно, что я его сразу и не узнал.

— О, артист, приехал все-таки. Ну, молодец. Когда прибыл?

— Да дня три.

— А чего не ко мне?

— Так у меня же адреса нет…

— А телефоном ты пользоваться не умеешь? Надо было прямо из аэропорта позвонить, там специально для приезжих бесплатный телефон установлен.

— Да я как-то не догадался.

— Ладно, ладно. Это здорово, что мы вот так встретились. Израиль — страна маленькая, здесь рано или поздно все встречаются, в любом случае не промахнулись бы, — и без всякого перехода доверительно поведал, — слушай, я тут вчера малость перебрал, пойдем грузинского пивка выпьем. Я приглашаю.

— Какого пивка? — не понял я.

— Грузинского, — снисходительно повторил Юрий Борисович и пояснил. — Здесь грузинские евреи великолепное пиво варят, в сто раз лучше, чем обычное, которое в магазинах продают.

— Так мне же в ульпан надо…

— Да на кой он тебе сдался, этот ульпан. Язык на улице схватишь. Тебе не учиться, тебе работать надо. Ладно, пойдем, обсудим, как жить дальше.

— Но, Юрий Борисович…

— Никаких Борисовичей, — остановил он меня. — Запомни, отчеств здесь не существует, обращение на «вы» — только к нескольким людям, даже к президенту страны и то на «ты» обращаются. Слово «вы» существует исключительно в письменном обращении, но ты, я надеюсь, писем мне писать не собираешься. Так что привыкай сразу говорить всем «ты», так сказать, невзирая на лица.