К югу от границы, на запад от солнца - [8]

Так что приходилось обнимать ее поверх одежды и всячески изворачиваться, неловко просовывая пальцы под разные бретельки и резинки, чтобы все-таки добраться до тела.

– Ну не спеши, – говорила она, глядя на мою унылую физиономию. – Подожди еще чуть-чуть. Мне же надо подготовиться.

Сказать по правде, я не очень-то и торопился. Непонятно, что будет дальше. Да и, надо сказать, история эта мне уже порядком надоела. Конечно, Идзуми мне нравилась, и вообще приятно, когда у тебя есть подружка. Если бы не она, про те годы и вспомнить было бы нечего – тоска зеленая. Простая, хорошая девчонка, такие обычно нравятся. А интересы у нас были совсем разные.

Книги, музыка... В этом она почти не разбиралась. Поэтому говорить с ней на такие темы на равных было невозможно. Не то, что с Симамото.

Но стоило сесть рядом, коснуться пальцев Идзуми, как на душе сразу становилось легко и тепло. С ней можно было свободно говорить обо всем – даже о том, чего никому другому не скажешь. Мне нравилось целовать ее веки, место между носом и верхней губой. Я любил проводить кончиком языка по маленьким ушам Идзуми, приподняв волосы, а она хихикала от щекотки. Даже сейчас, когда я вспоминаю о ней, перед глазами встает тихое воскресное утро. Все спокойно, хорошая погода, день только начинается. Воскресенье – уроков делать не надо, занимайся чем хочешь. В такое утро мне до сих пор вспоминается Идзуми.

Само собой, недостатки у нее тоже были. Иногда в ней вдруг просыпалось упрямство, да и воображения не хватало. Идзуми шагу не могла ступить за пределы мирка, где выросла. Есть вещи, которые затягивают так, что про еду и сон забываешь. С ней такого никогда не случалось. И еще она очень залипала на своих родителях. Пробовала судить о чем-то – выходило плоско и банально, хотя сейчас я думаю: а что еще можно было ждать от шестнадцати-семнадцатилетней девчонки? От этого делалось скучно и тоскливо. Зато она ни о ком не говорила гадостей, не доставала меня хвастовством. Идзуми явно была ко мне неравнодушна – что бы я ни говорил, всегда слушала внимательно, старалась поддержать. Я много вещал о себе, о будущем, о том, чем хочу заниматься, кем стать. В общем, мечтал и фантазировал, как большинство мальчишек. Но она слушала не отрываясь и подбадривала меня:

– Ты станешь замечательным человеком. Обязательно. Я знаю. Ты отличный парень.

И она говорила искренне. За всю жизнь я ни от кого больше не слышал таких слов.

А как я балдел, прижимая ее к себе! Даже одетую. Хотя никак не мог понять, где же в Идзуми скрывается то, что предназначено специально для меня?Искал и не находил. У нее имелась масса достоинств, и они, конечно, намного перевешивали недостатки. Но чего-то в ней не хватало – чего-то самого главного. Разбери я тогда, в чем дело, чего ей недостает – точно затащил бы ее в койку. Сколько ж можно резину тянуть! Правда, не сразу, но все равно запудрил бы девчонке мозги, уговорил бы лечь со мной. Но я этого не сделал – уверенности не чувствовал. Мне тогда было лет семнадцать-восемнадцать – парень без тормозов, да еще любопытство и мысли о сексе одолевали. И надо же: хоть голова и была забита ерундой, но все-таки что-то соображала. Я понимал – раз не хочет, не надо ее принуждать. Наберись терпения и жди.

Но один раз мне все же удалось добиться своего. Как-то я взял и заявил:

– Не могу больше в одежде тискаться. Не хочешь трахаться – не надо. Но я хочу посмотреть какая ты... без этих тряпок, хочу обнимать тебя голой. Пойми! Мне это нужно. Сил нет терпеть!

– Ладно. Если ты так хочешь... – проговорила Идзуми, немного подумав. – Но обещай... – Она сделала серьезное лицо. – Только это. Чего я не хочу, делать не будешь, да?

Это случилось в воскресенье, в самом начале ноября. День выдался замечательный – ясный, хоть немного и прохладный. Родители уехали на поминки по кому-то из родственников отца. Мне тоже бы следовало, но я остался дома, сказав, что буду готовиться к экзаменам. Отец с матерью должны были вернуться поздно вечером. Идзуми пришла после обеда. Мы обнимались на кровати в моей комнате, и я стал раздевать ее. Она лежала с закрытыми глазами и молчала. Копался я долго. Пальцы у меня от рождения корявые, да еще женские наряды так по-хитрому устроены. Пока суд да дело Идзуми открыла глаза и принялась раздеваться сама. На ней были узкие бледно-голубые трусики и такого же цвета лифчик. Не иначе специально купила для такого случая. Раньше она всегда носила белье, которое матери обычно покупают дочерям-школьницам. Вслед за ней разделся и я.

Обхватив нагое тело Идзуми, я целовал шею, грудь, гладил кожу, вдыхал ее аромат. Настоящее чудо – скинуть все с себя и лежать так, крепко прижавшись друг к другу. Я совершенно обезумел и уже изготовился войти в нее, однако Идзуми решительно отодвинулась:

– Извини, – сказала она и, взяв мой пенис в рот, задвигала языком. Ничего подобного Идзуми раньше не вытворяла. Ее язык скользил по головке, я окончательно перестал что-либо соображать и тут же изверг копившуюся во мне энергию.

После этого я долго не отпускал Идзуми, я ласкал каждый сантиметр ее тела, которое купалось в заливавших комнату лучах осеннего солнца. То был фантастический день. Мы не могли оторваться друг от друга, и я кончил еще несколько раз. А она все время бегала в ванную – полоскать рот и смеялась: