К вопросу о миражах - [103]

Через полчаса все были уже в кабинете Поспелова в Наро-Фоминском РОВД и провели первый допрос Обидайло. Но он разговаривать отказался, сказав, что является гражданином ФРГ. После этого приехали сотрудники городского КГБ и увезли его к себе в управление.

Вторым задержанным оказался некий Забелин, у которого при обыске и нашли пистолет «Вальтер». Он не стал упираться и начал детально все рассказывать.

— В 1943 году под Орлом я попал в плен к немцам, — не спеша проговорил Забелин, — и чтобы сохранить себе жизнь, согласился сотрудничать с ними и попал в разведывательную школу под Брянском. Там и познакомился с Мироном Обидайло, который был инструктором по минному делу. Он учил нас, как правильно минировать различные объекты и различать типы мин при разминировании. Даже жалование немцы платили небольшое, а Мирон брал его у меня за то, что договаривался с немцами, чтобы меня какое-то время не забрасывали в тыл к партизанам. Ну а потом, советские войска перешли в наступление, а я, воспользовавшись суматохой, сумел убежать в лес. Школу разбомбили наши самолеты, так что я своим побегом спас себе жизнь. Бродил дня четыре и когда я весь оборванный и голодный встретил передовой отряд партизан, они поверили мне, что я выходил из окружения. Благо, что я от немцев хорошо знал, какие войска сражались с ними на этом участке фронта. Проверять особо они не стали, так как каждый день были стычки с немцами, и было не до меня. Так я стал сражаться у партизан и получил даже две медали «За отвагу», был ранен; там, на белорусской земле и закончил войну. А Мирона больше я не видел с той поры как убежал из той школы. После войны работал на полиграфическом комбинате, а сейчас — наборщиком в типографии.

— Так вот, — продолжал он, — три дня назад ко мне домой и явился тот самый Мирон Обидайло и попросил меня съездить в какую-то деревню за вещами. Он сказал, что сам не может их донести, так как нет одной руки. Я ему отказал, зная Мирона как хитрого и жадного человека, но он стал мне угрожать, что «настучит» на меня в КГБ и меня расстреляют как немецкого агента. Назначив на завтра на вечер встречу в Даниловских банях, он ушел. А на следующий день вечером, мы снова встретились в бане, и он мне сказал, что в начале войны спрятал ящик с золотыми слитками и что третью часть их он отдаст мне. И я согласился, подумал, что лучше деньги, чем позор. После бани мы пошли с ним в гостиницу «Националь» за деньгами, которые он обещал мне в качестве предоплаты. Я очень удивился, что он теперь гражданин ФРГ по фамилии Шмидке и приехал в Москву в качестве туриста. В холле гостиницы Мирон неожиданно увидел какого-то человека и очень испугался. Он велел мне пойти за ним следом и узнать его адрес. Утром следующего дня мы вновь встретились с Мироном в холле гостиницы, и я ему сказал, что это банщик Михеев из Даниловских бань, а проживает он, согласно справки из адресного бюро, на Мытной улице дом 56. Мирон дал мне пистолет «Вальтер», большую сумму денег и приказал сегодня же убить его. Я отправился к его дому и стал ждать банщика, а через какое-то время увидел, как он заходит в арку. Подойдя к нему, я надел глубоко под самые глаза свою шапочку, вынул пистолет, два раза выстрелил в него и убежал. А через час я был уже у Мирона и сказал, что банщик мертв и тогда мы договорились, что завтра, то есть уже сегодня, мы поедем в какое-то село под Наро-Фоминск. Мирон попросил меня взять с собой железный ломик и фонарик. Ну, а дальше Вы все видели сами…

— Хорошо, теперь под протокол Вы расскажете все это моим товарищам, — сказал Кудрин и усталой походкой вышел из кабинета.

В Москву они добрались к часу ночи, и водитель сначала отвез домой Васильева, затем Вольского, только потом подрулил к дому Евгения Сергеевича.

Утром Кудрин после оперативного совещания доложил полковнику о произошедших событиях вчера вечером в селе Корнеево.

— Неожиданная развязка, — задумчиво произнес Кочетков, — кто-то побывал на кладбище раньше…

— У Обидайло вчера был нервный срыв от увиденного пустого ящика, по сути, он несколько десятилетий мечтал о своем золоте и вот — полный пшик, — проговорил Кудрин.

— А Михеев в это время был уже в больнице, — сказал полковник, — да и не знал он точного места, где Обидайло зарыл в 1941 году ящик, так как он помнил лишь то, что они поставили его у входа в церковь, а потом выстрел — и все.

— Что-то здесь не так, крути не крути, а об этом ящике знали лишь два человека, причем только один — точное место его укрытия, — проговорил Евгений Сергеевич.

— Вот что, Женя, давай еще раз переговори с Михеевым, может какая мысль и придет в голову, — задумчиво произнес Кочетков.

Кудрин пришел к себе в кабинет с грустным настроением, он подошел к окну и увидел капли дождя на мокром стекле, которые постепенно собирались в целый ручеек. И дождливая погода, и неудача в поиске золотых слитков, создавали невеселое настроение, и подкрадывалось чувство наворачивающегося пессимизма. Он поежился, уселся в кресло и посмотрел на рамку с фотографией, которая стояла у него на столе — они, обнявшись с женой, стояли на пляже в Одессе.