К вам идет почтальон - [175]

«Без Нильса не обойдется, — подумал я с досадой. — Начнет заступаться за своих, схватится с Хартом насчет политики».

— Интересно, ваше преподобие, — начал Нильс, — ваша церковь, верно, не мало средств затрачивает на нас, а? Приехать из Америки сто́ит не дешево, правда? А кроме вас, я полагаю, еще ездят проповедники?

Лицо Нильса было серьезно. Куда он клонит? Зачем ему понадобилось знать всё это? Но мистер Харт не удивился. Он первый раз видел этого моряка в синей куртке и в фуражке с флажком и не усмотрел никакого подвоха. Напротив — мистер Харт даже обрадовался.

— Миллионы, — объявил он и потряс руками. — Миллионы отдает наша церковь.

«Будет теперь хвастать», — подумал я. И действительно, преподобный довольно долго рассказывал, сколько миссионеров посылают мормоны в Европу. Они-де ничего не жалеют для спасения душ.

Но Нильс не унялся.

— Понятно, — сказал он. — И как же вы надеетесь вернуть эти деньги?

Тут мистер Харт произнес еще несколько фраз о спасении душ. В тоне его послышалось нетерпение. Однако Нильс не отвязался. Что ему еще нужно, — не возьму в толк.

— Поясню вопрос, — сказал он громко. — Что вы от нас хотите получить за ваши проповеди, за ваши книжки, которые вы раздаете почти даром? За ваши бомбы? Какую прибыль, мистер Харт? Я знаю, какую.

Что же это! Выходит, мы пришли слушать Нильса! Арвид Скобе хочет остановить его, и правильно делает. Но я не мог разобрать, что́ крикнул Скобе, так как Нильс заговорил еще громче:

— Вам нужно, чтобы мы воевали за вас, вот что.

— Ловко, Нильс, — раздалось в толпе.

Но Харт тоже не остался в долгу. Обозлился он, видно, здо́рово, и я сказал себе, что теперь мне не скоро представится возможность обратиться с моим делом. Всё испортила политика! Люди от нее теряют рассудок и становятся бешеными. Мистер Харт сперва попытался было нас уверить, что он будет молиться за Нильса и упросит бога, чтобы он как-нибудь просветил заблудшего. Но про себя преподобный, небось, думает, как бы вцепиться Нильсу в волосы. Очень уж скоро мистер Харт оставил молитвы и начал сыпать угрозами.

— Красные ничему не верят. Они пожалеют об этом. Скрижали предписывают нам быть твердыми. Святые последнего дня благословляют нас на битву, на битву! — завопил Харт и часто-часто застучал пухлым кулаком по кафедре. — Красные должны погибнуть!

Толпа загудела, и кто-то рядом со мной бросил:

— Вот так проповедник!

— Постыдился бы он, — отозвался другой.

Я ничего не сказал. Я был слишком подавлен, сбит с толку, чтобы сказать что-нибудь. И вдруг над головами протянулась рука, жилистая, старческая рука, и, перекрывая вопли мистера Харта, ропот толпы, подвыванье хора, раздалось:

— Антихрист!

Крикнула одна из женщин, окружавших бабушку Марту. Это я успел заметить. Мистер Харт запнулся, народ зашумел и расступился, и женщины двинулись к кафедре. Они шли, придерживая длинные платья, и повторяли:

— Антихрист! Антихрист!

Бабушка Марта с ними. Не обойдется без нее! Надо увести ее, нельзя ей волноваться. Я стал проталкиваться, стараясь не потерять из виду клетчатый платок бабушки Марты. Но я скоро застрял. Прямо передо мной возвышался мистер Харт, на лице его выступили пунцовые пятна. Мистер Харт смотрел на горбуна, и кулаки его были по-прежнему сжаты. Арвид Скобе куда-то исчез. Горбун растерянно озирался, должно быть он искал бургомистра. К кафедре выдвинулись полицейские, но старухи уже выстроились перед кафедрой и запели.

Мистер Харт оправился и попытался было заговорить, но старухи пели дружно, и мормон осекся, а в толпе пробежал одобрительный смех. Полицейские переминались на месте, и вид у них был преглупый. Вскоре клетчатый платок бабушки Марты скрылся, потому что ее загородили десятки людей, вышедших из рядов слушателей на газон, к кафедре. И теперь пели уже не церковный гимн, начатый старухами, а что-то совсем другое, светское, и мистер Харт напрасно старался прервать их.

Наконец мистер Харт повернулся к публике задом и пошел прочь из сквера, а горбун побежал следом. Публика смеялась, певцы, притопывая, выводили:

И в рай матроса не берут,

И в пекло не пускают.

С певцами был Нильс. Он улыбался, держа в руке свою губную гармошку. Он помахивал ею в такт песне, подбрасывал на ладони.

Через несколько минут я шагал к дому, держа под руку бабушку Марту. Кто-то подошел и поддержал ее с другой стороны, и я увидел Нильса. И откуда-то вынырнули братья Микель и Юхан.

— Спасибо, мальчики, — только и успел сказать я им, потому что в эту минуту бабушка Марта вдруг оступилась и стала падать.

16

Ноги у бабушки Марты подкашивались, вести ее было всё труднее.

— Давайте понесем ее, — предложил Нильс.

Мы перенесли ее через улицу и положили на траву под окнами адвоката Сильверсмида. Микель упрекал меня:

— Зачем пустили старуху?

Фру Сильверсмид выбежала, поглядела на нас, но в дом не пригласила, а велела горничной последить, чтобы мы не помяли цветы. Нильс попросил девчонку принести нашатырного спирта. Он дал понюхать бабушке Марте, она открыла глаза, приподнялась и сказала, что пойдет сама.

Но встать на ноги она не могла, и мы понесли ее. Временами она переставала узнавать нас и звала Хильду.