К вам идет почтальон - [171]

— Поражаюсь, фру Агата, как вы рыбачили? — говорю я. — Неужели я привяжу такую штуку? Она прорежет бечевки, испортит мне снасть, фру Агата.

Вот какова помощь от городских! Нет, на них никогда нельзя положиться. Что-нибудь да неладно.

А она, может быть, воображает, что может сравниться с моей Хильдой? С досады я, размахнувшись, запустил камень изо всех сил. Раза два он подпрыгнул на воде и впился во встречную волну.

Мы перенесли камни на бот и покинули остров. Вынули ловушки — добыча оказалась небогатая. То ли холодная весна виновата, то ли другая причина, но салака ныне запаздывает.

Дотемна мы снова установили сети и повернули к дому. Ветер упал, легкая зыбь катилась по морю. Мы еще не достигли ворот в бухту, как впереди вынырнула темная точка. Она быстро увеличивалась и приняла вид моторной лодки. Еще немного, и я узнал ее — лодка Арвида Скобе.

«Куда это отправился бургомистр? — подумал я. — Что за прогулки, на ночь глядя!»

Но не Скобе сидел за рулем. Лодка пронеслась невдалеке от нас, и я различил человеческую фигуру ростом поменьше Арвида. Кто же? Никак Лаурис, боцман Стиг Лаурис! Да, его брезентовая куртка, приплюснутая, нахлобученная кепка. Как он оказался в лодке бургомистра?

Я проводил ее глазами, пока она не скрылась из виду. Она шла прямо к маяку Ялмарен.

12

О встрече со Стигом я передал Пелле-почтальону, и он сказал, что я не ошибся: Стиг еще третьего дня хвалился — Арвид Скобе доверил-де ему свою моторку для важных поручений.

Может, Стиг выпросил лодку, чтобы похвалиться перед людьми? Не представляю, какую пользу Скобе извлечет из Стига. А пустить пыль в глаза боцман любит. Пелле тоже не смог придумать, на что может бургомистру понадобиться Стиг.

Газеты в сумке Пелле лежали нетронутые, но он не разделался еще с городскими новостями. Он заговорил об Эрике, которого видел на улице вместе с Христиной, но я остановил его. Хватит с меня Эрика и Христины! Не интересуюсь. Пелле смутился, заморгал подслеповатыми глазами, потерял нить новостей и осведомился, как идет промысел.

— Салакой нынче не разживешься, — сказал я. — Это разве лето! Каких-нибудь две недели теплых. Попробую передвинуть ловушки поближе к острову Торн, там дно помягче и морская трава гуще. А кстати, Бибер всё еще приторговывает Торн?

— К сожалению, да, — сказал Пелле. — Остров осматривали какие-то господа из Америки.

— И тут американцы, черт бы их взял. Лезут в каждую щель.

— Они остановились в «Веселом лососе», во втором этаже, — там Стиг принимает постояльцев. В этом заведении такое творится! Матросня ихняя набивается туда, нарежется, а потом зазывает девиц, — хэй, кам алонг, только и слышишь.

— Зато Стиг, верно, на седьмом небе, — сказал я. — Помощник-то бургомистра.

Неужели Стиг втерся к Скобе? Нет. Думается мне, Арвид нашел бы человека более солидного, если бы встретилась необходимость послать нарочного на судне. Мой «Ориноко» хоть и не так быстроходен, как его моторка, но куда надежнее.

— Да, — сказал я, — городишко захудалый, крошечный, шляпой накроешь, а поди ж ты, сколько всяких событий. Голова кругом!

Когда Пелле, наконец, добрался до газет, я увидел у него на носу очки.

— Подарок фру Агаты, — заявил он с торжеством. — Остались от покойного мужа.

— И подошли?

— Очень хорошо. Даже слишком резко всё показывают. Если долго носишь — глаза устают.

— То-то и есть, — сказал я. — Посоветовался бы с врачом сперва.

Но Пелле замотал головой:

— Нет, что вы, я не так богат. Уж как-нибудь обойдусь без врачей. Грабят они нашего брата. Не знаю, как благодарить фру Агату за ее милость. Теперь я любой адрес прочту, самый корявый. Спасибо ей. Это, говорит, тебе, Пелле, ко дню рождения.

Вот как? Я и позабыл. Оказывается, послезавтра Пелле стукнет шестьдесят лет.

— Поздравляю, дорогой, — сказал я. — Возраст пустяковый, в сущности. Ты еще молодой парень, Пелле, коли разобраться по-настоящему. Всего на пять лет старше меня. Не смейся. А знаешь, мне сдается, ты нравишься Агате.

Сам не знаю, зачем я брякнул это. Пелле сконфузился, снял очки и начал протирать их платком. Лицо его порозовело, отчего седые брови стали еще светлее.

Тут пришло мне на ум, что здешние языки Агату, верно, выдали замуж за меня, и я подкинул углей в топку.

— Не всё же ей одинокой жить. А женщина она разумная, работящая. Домик свой. Хоть неказист, а всё-таки свой. И корова. Корова — это нынче капитал, Пелле. Она дает литров шесть молока, а иной раз и больше, было бы корма вдоволь. Да нет же, Пелле, я вовсе не смеюсь, с чего ты взял!

Теперь если до ушей Пелле дойдет какая-нибудь глупость про меня и Агату, он сумеет разъяснить истинное положение вещей.

Всё еще красный, Пелле встал и надел сумку. Он и так задержался у меня, и я на этот раз так и не узнал, кого обокрали вчера в столице, кого убили и кого переехало поездом или чем-нибудь еще.

На другое утро Пелле, завернув на нашу улицу, первым долгом постучался не ко мне, как обычно бывало, а к фру Агате. Не знаю, что подействовало на Пелле, — подарок ее или, может, мои слова нечаянно попали в точку. Так или иначе, когда я подошел к домику Агаты, чтобы забрать ее на лов, Пелле уже сидел там за палисадником и рассказывал что-то Минне — дочке Агаты. До меня донеслось: