К. Р. - [96]
Константин Константинович каждое утро с тревогой листал газеты. Но репортажи с театров военных действий неизменно были оптимистичными: в них говорилось об успехах русской армии. Лишь 19 августа впервые появилась информация о наших потерях. В списках убитых великий князь с горечью увидел имена многих знакомых. Были среди них и два измайловца – Чигаев и Кучевский. А ведь еще совсем недавно они выступали вместе с ним на сцене, в «Царе Иудейском»…
Константин Константинович подумал: слава богу, хоть с детьми все в порядке. Воюют храбро, и родителей не забывают, пишут. А старший, Иоанн, даже награду получил – именное Георгиевское оружие. Только вот сам он, отец, оказался не у дел. Чувство собственного бессилия гложет душу, и 1 сентября 1914 года в дневнике появляется запись:
Стыдно показываться на людях: я еще не стар, относительно здоров, а не нахожусь на войне. Ведь всем не растолкуешь, что за двадцать четыре года успел отстать от строя, в чине полного генерала не найти подходящей должности в действующей армии и что здоровье легко изменяет.
Одно утешение – письма сыновей. Константин Константинович, разложив их на письменном столе, перечитывает по несколько раз. Как же им, бедным, тяжело… как и всей русской армии! Вот Олег пишет, что на фронте не хватает самого необходимого – теплой одежды, продуктов питания. Строки расплываются от выступивших на глазах отца слез. Но он и так уже наизусть знает, о чем пишет сын:
…Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… никогда в жизни не было у нас такого желания есть, как теперь. Белого хлеба нет. Сахару очень мало. Иногда чай бывает без сахара… Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: «К коням!», ничего не понимаешь. Вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая, может быть, уже два дня не ела овса, и катишь дальше…
Война уравняла всех: и простолюдина, и сына великого князя.
Но вскоре оборвалась последняя ниточка, связывавшая родителей с Олегом, – его письма с фронта. 28 сентября 1914 года пришло известие о его ранении. Об этом – лаконичная запись в дневнике великого князя:
Сейчас получил телеграмму от Игоря и профессоров, что, к сожалению, рана оказалась серьезною. Сделана операция для избежания заражения раны. Олег находится в Вильно в Витебском госпитале.
А незадолго до этого в часть, где служил Олег, пришла телеграмма от императора:
Радуюсь за лихость моих лейб-гусар. Жалую корнету князю Олегу Константиновичу орден Св. Георгия 4-й степени. Николай.
Только не довелось герою предстать перед родными и сослуживцами с высокой наградой на груди…
27 сентября 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия, имея в авангарде два эскадрона гусарского полка, наступала в направлении Владиславова. Недалеко от деревни Пильвишки был замечен неприятельский разъезд, который боковая застава и начала обстреливать. Князь Олег, давно рвавшийся в бой, стал просить разрешения у эскадронного командира, графа Игнатьева, разрешения вместе с бойцами своего взвода захватить вражеский разъезд. Командир долго не соглашался его отпустить, но в конце концов уступил. Вот как описывает дальнейшие события генерал Н. Н. Ермолинский:
Все остальное произошло очень быстро. Преследуя отступающий неприятельский разъезд, князь Олег вынесся далеко вперед на своей кровной кобыле Диане. Вот они настигают отстреливающегося противника… Пятеро немцев валятся, прочие сдаются; но в это время в князя Олега целится с земли раненый всадник… Выстрел, и князь Олег валится с лошади…
Пуля прошла через седалищный бугор и прямую кишку. Операция была проведена удачно, но врачи признали, что ранение тяжелое. Утром 29 сентября в госпиталь пришла телеграмма, что великий князь и великая княгиня должны прибыть в Вильно к пяти часам вечера. Это известие очень обрадовало раненого, и он беспрестанно повторял: «Вот хорошо! Вот хорошо!..»
Но железнодорожные пути были загромождены составами, и поезд опоздал. А Олегу с утра становилось все хуже: дыхание участилось, пульс ослабел, появились признаки сепсиса, бред. Но юный князь отчаянно боролся за жизнь, и, хотя с трудом выговаривал слова, на вопрос о самочувствии отвечал неизменно: «Чувствую себя ве-ли-ко-леп-но…»
Наконец приехали августейшие родители. Он узнал их, выражение его лица стало сияющим, и он несколько раз прошептал, назвав их так, как привык еще в детстве: «Пасика, масика здесь…»
Великий князь привез умирающему сыну Георгиевский крест его деда. Князь Олег прошептал: «Крестик анпапа́!» Потянулся к нему рукой, поцеловал белую эмаль. Крест отец приколол к его рубашке, с правой стороны груди. В этот же день, поздно вечером, Константин Константинович записал в дневнике:
…С какой нежностью обвивал он руками за шею мать и меня, сколько говорил нежных слов! Но сознание заметно угасало. Он метался, не находил себе места, просил то повернуть его на один бок, то на другой, то поднять выше ноги. На боли в местах поранения он не жаловался. Дышал он часто и, сам замечая это, обратил мое внимание на это порывистое дыхание. Затем начал заговариваться, все твердил о какой-то убежавшей кобыле, прося ее поймать… Учащенное дыхание сменилось не то икотой, не то хрипом. Мы поняли, что это агония. Я послал за священником, чтобы напутствовать нашего мальчика.
В центре повествования – судьба великого князя Михаила Александровича, младшего сына императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. Активный участник Первой мировой войны, Георгиевский кавалер, первый командир легендарной «Дикой дивизии», он снискал, благодаря воинской доблести, таланту военачальника и сердечному отношению к подчиненным, уважение и любовь сослуживцев, называвших его «храбрейшим из храбрых» и «джигитом Мишей». Звездный же час Михаила настал 3 марта 1917 года, когда он, де-юре последний русский император, добровольно отрекся от престола.
Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира. Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения.
Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.