К неведомым берегам - [164]

Тем не менее дела здесь пошли хорошо: Муравьев добился от царя права самостоятельно вести переговоры и переписку о границах, сформировать и сплавить войска и артиллерию по Амуру для укрепления Камчатки и доставки их затем через Аян в Петропавловск и, наконец, свободно распоряжаться остатками бюджетов по всем ведомствам по Восточно-Сибирскому генерал-губернаторству.

Российско-Американская компания в двадцатых годах вела оживленные сношения с Нессельроде и его азиатским департаментом. Ее высокопоставленные члены главного правления в Петербурге и управление на местах получали от Нессельроде специальные задания и инструкции, как себя вести в Русской Америке и на островах Тихого океана.

Такое положение подрывало авторитет генерал-губернатора Восточной Сибири, с которым управление в Ситхе могло и не считаться.

Суровые, не приукрашенные фиговым листком светской вежливости письма Невельского давно уже не нравились правителям Российско-Американской компании. Вместе с жалобой на бесцеремонное использование Невельским кораблей компании для своих нужд, на самостоятельное распоряжение товарами, запасами продовольствия и даже людьми правление представило Муравьеву «избранную переписку» Невельского, просило о «защите».

Муравьев вспыхнул: только этого недоставало! И тут же написал Геннадию Ивановичу:

«Я, к сожалению, должен заметить вашему высокоблагородию, что выражение и самый смысл этих бумаг выходит из границ приличия и, по моему мнению, содержание оных кроме вреда для общего дела ничего принести не могло… Неудовольствия ваши не должны были ни в коем случае давать вам право относиться неприлично в главное правление, место, признаваемое правительством наравне с высокими правительственными местами…

Не могу не повторить с сожалением, что неуместные бумаги ваши и неосновательные требования нарушили уже навсегда то доверие, которое бы главное правление для пользы службы должно было иметь к власти, поставленной на устьях Амура…»

23. Вниз по русскому Амуру

Муравьев спешил на Шилку приводить в исполнение свою давнишнюю мечту: снабдить войсками петропавловские и амурские посты. Впереди предстояло близкое свидание с Путятиным и с Невельским где-нибудь возле устья Амура. Путешествие шло по совершенно новому, небывалому пути.

Муравьев ехал окруженный большим числом спутников, шумно и быстро, так что оставаться наедине со своими мыслями приходилось мало. Тем не менее назойливо всплывала мысль о том, что его письмо к Невельскому вышло слишком резким и что вряд ли одобрила его прихворнувшая Екатерина Николаевна, как не одобрил его и Миша Корсаков. «Ведь на самом деле, — рассуждал Муравьев, то, что он сейчас поплывет с войском по Амуру и этим путем может спасти весь юг своего наместничества от какого бы то ни было вторжения иностранцев, да не только юг, но и Камчатку, все это сделано сверхчеловеческой настойчивостью и упорством маленького Невельского… И он, Невельской, вправе обидеться, уйти!.. Правда, многое сделано, но еще больше осталось. Кто сумеет взяться как следует за исследование амурского лимана, кто может решиться искать незамерзающий порт у границ Кореи? Кроме того, наверное, придется бить отбой и насчет Сахалина: компания не справится с его закреплением и заселением. А один Муравьевский да Ильинский посты не решают дела… Надо как-нибудь помириться с Невельским, обласкать. Конечно, надо сделать как-то так, чтобы связать его по рукам, но ровно настолько, чтобы он не смог впредь ссориться и путать карты…» Размышления Муравьева прервались — подъезжали к зароду.

Шилкинский завод встретил генерал-губернатора пышно, умело. Из Читы прибыл губернатор и наказной атаман казачьего войска генерал Запольский, из Верхне-Удинска — командир дивизии генерал Михайловский, из Нерчинска горный начальник заводов Разгильдяев с огромной свитой инженеров. Вышел навстречу соборный благочинный в облачении, со всем своим причтом и хором певчих, и тут же благословил Муравьева древней иконой, спасенной в Албазине во время пожара.

Шилкинский завод кишмя кишел встречавшими и похож был не то на шумный портовый город, не то на военный лагерь — всюду мелькали военные мундиры: флотские, армейские, артиллерийские, инженерные, казачьи.

На середине реки стоял на якоре построенный на средства покойного купца Кузнецова шестидесятисильный пароход «Аргунь», а у берега до самого горизонта тянулись баржи, плашкоуты, лодки, плоты, нагруженные хлебом, мясом, вином и множеством других припасов, необходимых для дальнего похода.

Арки, картины, триумфальные ворота, транспаранты, пирамиды украшали поселок. На одной из картин, изображавшей стрелку при слиянии Шилки и Аргуни, красовалась гигантская статуя рыцаря в доспехах. Статуя держала в одной руке щит, в другой меч и указывала на восток, где были видны пришедшие на поклонение монгольские племена, а дальше — нивы, церкви, сельские и горные работы, звери края и, наконец, вдали город на взморье, с кораблями, пароходами, лодками. Внизу надпись:

Туда, наш витязь полунощный,

Туда, где царствовал Чингис,

Как исполин Сибири мощный,

Возьми Амур и укрепись!..