К истории обряда святого огня, совершаемого в Великую Субботу в Иерусалиме - [2]
5
странници неправо глаголють о схождении света святаго; ин бо глаголеть, яко Святый Дух голубем сходит ко гробу Господню; а друзии глаголють: молнии сходить с небесе и тако вжигаются кандила над гробом Господним. И то есть лжа и не правда: ничтоже бо есть не видети тогда, ни голубя, ни молнии, но тако невидимо сходит с небеси благодатию Божиею и вжигает кандила в гробе Господни».[3] Заметим, что игумен Даниил путешествовал ко Гробу Господню в 1106-1107 гг. Однако и после него в письмах наших паломников встречаются подобные заявления о тех образах, в каких появляется Св. огонь, заявления, противоречащие самим сeбe, где этот огонь представляется и сходящим «аки солнце» и распространяющимся по доске Гроба Господня «аки молния», воочию для всех молящихся. Так, например, в «Пути» иеромонахов Макария и Селивестра, паломничествовавших в 1704 году, читаем: «В великую субботу о девятом часе огнь сходит с неба невидимо в кадилы, и уже сам огнь загорится и тотчас внидет в знамение Божие, с небеси приидет огнь аки солнце над гроб Божий, и от той лучи загорится кадило; и узревши вси людие Божии сошедшую с небеси благодать над Гробом Господним во огненне образе, огню ходящу по Гробу Господню по досце мраморной всякими цветы с небеси что молния, и видевшее вси людие, возрадуются великою радостию зело о таковом человеколюбии Божием».[4]
6
Подобные паломнические сообщения, противоречивые в самих себе об образах исхождения огня свыше, и утверждающие очевидность этого исхождения для всех молящихся, скорее говорят о религиозной экзальтации авторов и окружавшей их во время обряда Св. огня толпы, нежели о величии самого обряда. Отсюда же теряется их научная ценность в вопросе исследования обряда. Короче говоря, литература об обряде Св. огня, весьма богатая количественно, не дает нам истории его происхождения. Она только наделяет святой огонь сверхъестественным происхождением, о котором ничего не говорит голос вселенской церкви. Как известно, ни соборные постановления вселенского или поместного значения, ни святоотеческая литература не знают чудесного огня. Молчит о нем и святитель иерусалимский Кирилл, оглашая просвещаемых тайнам веры. Доказывая им воскресение мертвых законами постоянно возрождающейся жизни в природе, вращения небесных тел, и даже используя с этой целью легенду о чудесной птице Фениксе (сл. 18), он ни слова не говорит о чудесно происходящем огне, в то время как самую речь держит, ввиду приближения Пасхи, в том самом иерусалимском храме, где совершается обряд Святого огня, когда, кажется, это сообщение было бы более уместным и более убедительным, чем те, которые приводит св. отец. Более того. Святитель говорит и о великосубботней службе: И вскоре услышите чтение, в котором изрекается благая весть: светися, светися, новый
7
Иерусалиме, прииде бо твой свет». Где, как не здесь, должно было прозвучать слово и о чудесном свете? Но Кирилл молчит. Ни наличие Гроба Господня, где он проповедует, ни мысли о службе великой субботы, ни самые слова «прииде бо Твой свет…» не вызывают в нем видимой ассоциации со святым огнем. Факт знаменательный для истории обряда святого огня!
Проф. Олесницкий объясняет происхождение обряда св. огня чудом Св. Нарцисса. «По своему началу новозаветный праздник огня, пишет он, восходит к первым векам христианства. По свидетельству историка Евсевия, поводом к его установлению послужило чудо, совершившееся при патриархе Нарциссе, когда при недостатке масла, налитая в лампады силоамская вода была зажжена сошедшим с неба чудесным огнем и горела как елей во все продолжение пасхальной службы».[5] Это объяснение проф. Олесницкого приводит нас в недоумение. Дело в том, что Евсевий не говорит ничего подобного тому, что пишет о чудесном возжении лампад, ссылаясь на него, проф. Олесницкий. У Евсевия мы читаем: «Некогда в Пасху, во время великого всенощного бдения у диаконов, говорят, недостало елея. Так как все собрание было сильно огорчено этим, то Нарцисс велел приготовляющим светильники почерпнуть в близ находившемся колодце воды и принести к нему. Когда приказание было исполнено, то, помолившись над принесенной водой, он с искренней верой в Господа велел влить ее в лампады. Как скоро
8
и это сделали, вода сверхъестественным образом, дивной и божественной силой, приняла свойства елея. Многие из братий весьма долго, даже до настоящего времени, сохранили часть этого елея, как свидетельство тогдашнего чуда».[6] Как видим, Евсевий говорит только о чуде претворения силоамской воды в елей и не делает никакого даже намека на схождение с неба чудесного огня и возжение от него лампад.
Свет на интересующий нас вопрос проливают открытые и обнародованные на рубеже XIX и XX столетий литургические памятники. Это так назыв. Латальская рукопись Иерусалимского канонаря, начала IХв., Кальская рукопись того же канонаря конца X или начала ХIв.[7] и Святогробский типикон в ркп 1122 г.[8]
В этих рукописях, в плане уставного изложения богослужебных чинопоследований излагается интересующий нас обряд св.огня. В самом позднем из этих памятников, в Святогробском типиконе 1122 г., по мнению проф. Дмитриевского отражающем в основном богослужебную практику иерусалимского храма Воскресения в том виде, в каком она имела место