К игровому театру. Лирический трактат - [42]
Я бросил, бросил. Я уже не играю. Но эту роль я не могу бросить в ближайшие три-четыре месяца...
У вас хватает наглости ставить мне условия?
Алексей Дмитрич, вы должны понять меня как руководитель театра. Я играю роль Иосифа Виссарионовича Сталина в "Незабываемом 1919". Меня утверждали на эту роль в ЦК. Пока утвердят нового исполнителя...
Ну так идите и играйте своего Сталина, играйте кого угодно и сколько влезет. Здесь вас больше не будет — вы пропустили первое же занятие по режиссуре, из вас не выйдет режиссера! Не выйдет!
Но, Алексей Дмитрич...
Спуститесь сейчас же вниз, в кабинет ректора и напишите заявление об уходе по собственному желанию, если вы не хотите, чтобы я вас выгнал с треском. Не то я сейчас же сам спущусь к ректору...
Убитый Черняк вышел из аудитории. Навсегда. Больше мы его ни разу не видели. Но было и другое: никто из нас ни разу не пропустил ни одного занятия, ни одной даже самостоятельной репетиции, — за все пять лет обучения.
Он вселял страх.
Мы любили его безумно и панически его боялись. Стыдно признаваться, но уже закончив институт, я долгое время рефлекторно вздрагивал и невольно сжимался, только услышав его грозное для меня имя. Этот конфуз приключался со мной даже тогда, когда в нем не было никакого реального смысла, потому что дорогой учитель уже несколько лет лежал на Новодевичьем кладбище под красивым белым памятником, так соответствующим его величию и так обидно на него не похожим.
Потом , много лет спустя, я спрашивал у оставшихся в живых сокурсников:
Боялся?
Знаешь... боялся.
И я начинал думать, в чем же причина этой боязни, — ведь Алексей Дмитриевич не был злым человеком, и мы это знали. Более того, была в нем и скрытая нежность и грубоватая деликатность. Он был сложный человек: в нем было много намешано всего... Боялись его непредсказуемости, его слишком уж переменчивых настроений и вулканических вспышек гнева. Нет, неточно, не главное это. Больше всего, наверное, пугали его оценки, отзывы, мнения — о тебе, о твоей работе — они были окончательны, как приговор в высшей инстанции, и обжалованию не подлежали.
Когда я поступил в институт, он был в зените прижизненной своей славы. О нем ходили легенды. Одна из этих легенд о Попове, распространяемых по невидимым каналам внутриинститутской информации, меня потрясла. Это была соблазнительная легенда о превратностях студенческой судьбы.
Рассказывали, что у А. Д. П. был свой бзик — балерина Уланова. Он считал ее величайшей трагической актрисой нашего времени, сам старался не пропускать ее выступлений и от студентов требовал того же. Он считал даже, что режиссер не имеет права приступать к Шекспиру, если не видел улановскую Джульетту. А студентам этого поповского курса было очень трудно попадать в Большой театр, потому что учились они в голодные годы сразу после войны. Но Попов настаивал, и постепенно все посмотрели рекомендованное мастером чудо. Все, кроме студента Никитина. Никитин этот был самый нищий из всех гитисовских нищих студентов. Он круглый год ходил в одном и том же черном лыжном костюме из байки, и никто не видел, как и чем он питается. Денег у него никогда не было и он, само собою, не мог купить билет на великую Галину Сергеевну. Алексей Дмитриевич сделал Никитину последнее предупреждение, но это ничего не изменило, и когда, недели через две, Попов допросил Никитина по поводу любимой балерины, тот вынужден был сознаться в своем великом грехе.
Попов взыграл, крикнул "Пошел вон!" и Никитина не стало.
Как происходило изгнание, я представил особенно живо — у меня был опыт Черняка. И великий гнев Мастера, и предательское молчание студентов, обратившихся в соляные столбы, и священный ужас в глазах женщин, если на этом курсе были женщины, — все это я увидел и услышал сразу. Мне стало невыносимо жалко Никитина, потому что я тоже был нищий и тоже не видел Уланову. Я грустно думал о том, что А. Д. П. уже не однажды заговаривал с нами о шекспировском таланте знаменитой танцовщицы и что он, вероятно, не очень сильно изменился с никитинских времен.
Он был самодур. Вне всякого сомнения.
Но я, оказывается, представил себе дело недостаточно точно. Я не учел, что все это происходило в первые послевоенные годы и что среди студентов было немало ребят с фронтовым прошлым. Возражать при Попове, по горячим следам, они, конечно, не пытались, но когда профессор отбыл, они насели на Кнебель, потребовали, чтобы она объяснила самому всю жуть никитинской ситуации — как следует, во всех смягчающих его вину подробностях, а сами поспешили на розыски изгнанника.
Следующий урок начался весьма неожиданно. Попов набросился на студентов, разнося их в пух и прах: и что, мол, это за товарищи, которые боятся заступиться за своего однокурсника, и что, мол, за идиотские о нем представления, и что они очень правильно поговорили с Марьосиповной.
А ты, дурачило, — он, наконец, заметил Никитина. — Неужели не мог попросить — я же достал бы тебе билетик на "Жизель" или на "Бахчисарайский фонтан". На "Ромео и Джульетту" бы не дал, пошел бы сам...
Алексей Дмитрич, — шептал счастливый Никитин, — на билет я бы и сам как-нибудь наскреб, но, поймите меня, не мог я пойти на Уланову в этом неприличии, — и он потряс на себе знаменитую лыжную куртку, под которой не было даже верхней рубашки...
Альбом состоит из 12 репродукций в красках с кратким пояснительным текстом по картинам художников В. Верещагина, А. Кившенко, И. Прянишникова, Г. Дау. Репродукции исполнены в художественных мастерских С. М. Прокудина-Горского в Петербурге.Сохранена оригинальная орфография.
Леонардо да Винчи — ярчайший представитель эпохи Ренессанса, образец «универсального человека», его творчество стало вершиной Высокого Возрождения. Художник, изобретатель, архитектор, инженер, экспериментатор и человек-загадка, Леонардо оставил своим потомкам 120 записных книжек, многие до сих пор не расшифрованы. Его произведения стали каноном, «золотым сечением» всей западноевропейской живописи. Его картины тоже до сих пор хранят тайны. Загадка улыбки Моны Лизы, чудом восстановленная «Тайная вечеря», а сколько еще произведений не найдено, и пока они остаются лишь историей! Леонардо открыл новые приемы живописи (техника «сфумато»), его картины стали символом высочайшего мастерства живописца и графика.В этом альбоме представлено 100 ключевых произведений великого мастера Ренессанса Леонардо да Винчи, навсегда вошедших в историю искусства как бессмертные шедевры.
Египетский музей является самым большим в мире собранием предметов древнеегипетского искусства. В Каире, в здании, построенном в 1900 на известной площади Тахрир, представлены почти 120 тысяч экспонатов всех исторических периодов Древнего Египта, а самые «молодые» из них насчитывают около двух тысяч лет. Среди них особую ценность представляют 27 мумий фараонов и членов их семей.Обложка: «Золотая маска мумии Тутанхамона».
Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары.
Надоело быть Media Sapiens, которым управляют манипуляторы? Хотите сами воздействовать на толпу? Мечтаете стать медиатворцом? Это просто! Научитесь делать сюжет новостей - и вы сумеете править миром. Прочитав эту книгу, вы не только сможете работать репортером в редакции телевидения, но и узнаете механизмы влияния новостей на общество. Руководство для начинающих тележурналистов, которые мечтают работать в службе новостей и снимать потрясающие сюжеты.
Из колоссального количества рисунков М. Зичи, хранящихся в Эрмитаже, для выставки отобраны 105 произведений. Большая часть их носит официальный характер, отражая деятельность Зичи как придворного художника, выполнявшего заказы Двора на протяжении многих лет. Поскольку интерес к театру при Дворе был велик, в каталоге приводится серия рисунков, посвященных театральным постановкам и шарадам. В состав выставки вошли также некоторые жанровые зарисовки, сделанные на досуге для себя или частных лиц. Авторы каталога приносят глубокую благодарность научному сотруднику Эрмитажа Сергею Альбертовичу Летину, оказавшему помощь в идентификации ряда персонажей.