Я сказала:
– К чему такие подробности.
Но упомянутое им множество разных видов макарон говорило об определенной установке в домашнем хозяйстве и напомнило мне галстук с маленькими зелеными слониками – мне показалось, они отлично сочетаются.
Двойная жизнь стара как мир, подумала я, нарезала салат и положила форелей на сковородку.
– Ты по-прежнему куришь, – сказал он.
Я по-прежнему курила.
– Это требует даже некоторой выдержки, – сказал он, – в наши дни.
Тем временем мое возбуждение совершенно улеглось, и его место заняло разочарование.
Просто удивительно, по-моему, сколь обыденные, будничные вещи обладают неисчерпаемой способностью нас разочаровывать. Даже если у тебя нет больше никаких иллюзий ни по какому поводу, и, значит, ты вроде бы застрахован от разочарований, все равно они тебя настигают постоянно – лично я думаю, это даже хорошо, что они снова и снова тебя настигают, потому что человек должен идти вперед, а когда человек идет вперед, разумеется, что-то его неизбежно разочаровывает – но ведь нельзя же перестать двигаться вперед, и только сидеть на месте или лежать, чтобы избежать разочарований; так вот и живем.
При этой мысли я почувстовала себя совершенно в своей тарелке, но, наверное, это была в большей степени заслуга «Грюнер Вельтлинер», а не самой мысли.
По крайней мере, тефлоновая сковорода меня не разочаровала.
У меня была еще бутылка виноградной водки. С кофе мы выпили по стопке, и мысли унесли меня далеко-далеко в мой собственный, совершенно другой фильм, в мои собственные представления о счастье: в голове у меня кружились всякие формулировки, и я даже не знала, то ли они появились из моей жизни, то ли из фильма. Мне показалось, что когда-то давно, стоя посреди огромного пустого дома, я слышала, как он сказал:
– Знаешь, я хочу сделать тебя счастливой.
Эта фраза показалась мне совершенно абсурдной. И я ошеломленно сказала:
– Боже, ну какое отношение все это имеет к счастью.
Наверное, на какой-то момент я отрешилась от реальности, пытаясь разобраться в своей тогдашней растерянности – неужто один человек и вправду может сказать другому:
– Я хочу сделать тебя счастливой.
И в этот момент я заметила, что узкая ледяная рука очень нежно, и не скрывая своих намерений, лежит на моей руке. Я подумала: «Все верно. К Альберте пришел любовник».
Любовник, казалось, уже некоторое время что-то говорил и как раз в этот миг произнес:
– Знаешь, конечно я люблю свою жену.
Затыкать уши было поздно.
– Но беременная жена – для мужа это непросто, – продолжал он.
И я подумала: «Так тому и быть».
Мне показалось, что пришло время вспомнить вчерашнее торжественное обещание. Я сказала:
– Уже поздно, а машину завтра везти в ремонт.
Дверь тихонько закрылась.
Тем временем я дописала «К Альберте придет любовник» и, когда Жан-Филипп в следующий раз приехал в Т., дала ему прочитать. Была ранняя весна, теплый, ясный, небесно-голубой день, цвели посаженные Элизой крокусы и примулы, а сама она возилась в саду с горошком, Сесиль играла с кошкой во дворе, совершенно излишняя крыша была готова, оставалось только ее покрасить. Отец Жана-Филиппа расхаживал туда-сюда с сердитым лицом – он был недоволен своим сыном, который не понимает ничего ни в виноделии, ни в жизни.
Жан-Филипп прочитал повесть, улыбаясь, вышел из дома и сказал мне весело и чуть насмешливо:
– Мадам, я склоняю перед вами голову.
Смеясь, я ответила:
– Месье, сегодня ваша очередь укладывать спать вашу дочь.
